Максим Зенин окончил Академию русского балета имени А.Я. Вагановой в 2017 году. Сейчас он выступает в труппе Мариинского театра и работает с такими хореографами, как Владимир Варнава, Илья Живой, Юрий Смекалов и другими. Специально для DEL’ARTE Magazine Дарья Чертоляс поговорила с Максимом об особенностях обучения в одной из старейших балетных школ, новой этике в профессиональной среде и о конкуренции классического искусства и современной хореографией.
Первый урок, который вы получили, когда пришли учиться в Академию русского балета имени А.Я. Вагановой?
Сложно описать мою учебу в двух словах. Это был огромный путь. Мне было десять лет, когда я туда поступил, и в первый месяц нам дали понять, что мы уже не дети. С самого начала к нам относились как к людям, которые пришли профессионально заниматься балетом. Говорили о том, что мы не просто осваиваем какое-то ремесло, а становимся артистами. И либо мы относимся к этому серьезно, либо отчисляемся. Атмосфера была напряженная. Я четко помню, что тогда начал чувствовать сильную ответственность. Это усиливалось и тем, что родители очень переживали за мои успехи.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Это сильно на вас давило?
Первое время — да, очень сильно. Но вскоре я нашел друзей и постоянную компанию. Со временем привык к нагрузке. В Академии очень строгий режим: с утра встаешь, идешь на учебу, работу, практика до ночи. Поначалу организм считает, что не справится. Я думал, что физически этого не вынесу… А потом привык. Через несколько лет оказалось, что все в порядке и даже можно уделять время на какие-то свои увлечения.
Если честно, я почти ничего не помню вплоть до старших курсов, потому что был какой-то сумасшедший ритм. Я просто делал то, что мне говорили.
Моя полная осознанность пришла к старшим классам, это последние 4 года обучения. Тогда атмосфера в Академии радикально изменилась. Мы начали готовить серьезные партии, спектакли, стали участвовать в театральных постановках.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Какая у вас была самая первая роль в Академии?
Могу сказать, какой момент мне запомнился больше всего из детства. Мы восстанавливали «Болеро» в постановке Брониславы Нижинской, сестры Вацлава Нижинского, которая в свое время была создана по заказу Иды Рубинштейн. На эту постановку к нам приезжала мировая знаменитость Илзе Лиепа. И было здорово, что к нам, детям, приехал такой человек и так просто с нами общался.
Если говорить про первую постановку, где я работал с трудными моментами с точки зрения техники исполнения, то я бы назвал произведение на музыку Первой симфонии Сергея Прокофьева. Это было, когда я уже выпускался.
Легко ли было начать выступать на большой сцене?
Я очень долго развивался. Привести тело в балетную форму получилось не сразу. Когда меня взяли в Академию, то приняли на первые полгода условно, потому что у меня не было профессиональных данных. Родители отправляли меня на дополнительное образование в Дрезден, Лондон, Монако. Многие удивлялись, что мы с Академией никуда не выезжаем. Для других стран это в порядке вещей: все артисты летом отправляются на интенсивы, чтобы повысить квалификацию. А мы отдыхали. Но тогда меня мотивировала моя подруга, поэтому я и поехал. И самое главное — я почувствовал результат.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Чем пришлось пожертвовать ради работы в балете?
Я отказался от разноцветных волос. Я всю жизнь мечтаю покраситься в синий, зеленый или розовый. На самом деле я это сделаю! Возможно, даже в следующий отпуск. Хотя бы на один месяц.
Я танцую всю свою жизнь. Меня отдали в народный ансамбль в Волгограде, когда мне исполнилось четыре года, потом начались русские народные танцы, затем классический танец — все это было моим детством. Я ведь не могу сказать, что я отказался от детства. Я не могу сказать, что у меня не было вечеринок или прогулок, которые бывают у обычного подростка. Конечно, все это было, просто не в таком количестве, как у многих.
Я не знал другой жизни. Гулять во дворе с друзьями? Мне никогда этого особо не хотелось. Я не многое потерял, не много от чего отказался. Но я не пошутил насчет своей внешности, я бы много чего изменил: и татуировки на лице, и все такое. Может и хорошо, что я пошел в балет, потому что мне постоянно хочется экспериментировать. Могу сказать, что приобрел я гораздо больше – профессию и любимое дело.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Вы работали с российскими и зарубежными хореографами. Отличается ли манера общения с артистами?
Я не думаю, что русские хореографы сильно отличаются от зарубежных. Все очень индивидуально. Многое зависит от их характера и мировоззрения. Русские хореографы, с которыми я и сейчас работаю в театре: Владимир Варнава, Илья Живой и Максим Петров, ставят в совершенно разных направлениях, непохожих друг на друга. У каждого индивидуальный подход, разное видение хореографического текста, картинки, задачи.
Расскажите хотя бы о пяти основных ролях, которые вы бы хотели исполнить.
Давайте начнем с классических: я бы хотел станцевать Солора в «Баядерке», Али из балета «Корсар». Как ни странно, я вообще не ощущаю себя принцем, хотя некоторые говорят, что мне это амплуа очень подходит, но нет. Единственный принц, которого я бы хотел станцевать, — это Зигфрид из «Лебединого озера». Потому что он, как мне кажется, более наполненный. Я бы хотел поработать в балетах у Форсайта, МакГрегора. Хотел бы станцевать в «Алисе в стране чудес» в постановке Ковент-Гардена. Это огромный список. Можно перечислять и перечислять.
Если говорить именно о местах, то я бы выступил во всех главных театрах мира: Большой театр, Ковент-Гарден, Гранд-опера, Ла Скала, Метрополитен-опера, Венская опера, Сиднейская опера. Это бесценный опыт для каждого артиста — вторгаться в иную труппу, ведь везде своя атмосфера и правила. Именно это и интересно.
Зачастую, если ты куда-то приезжаешь выступать, то это какие-то определенные спектакли, либо какие-то гала-концерты. Поэтому редко удается поработать с другими хореографами.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Вы работаете с современной хореографией?
Да, я даже больше скажу: у меня так складывается судьба, что в своем театре я больше работаю именно с современной хореографией. С самого начала мой руководитель заметил, что у меня это лучше получается, и стал предоставлять мне возможности развиваться в этом направлении. В этом я заинтересован и сегодня.
Сложно ли перестраиваться с классической балетной школы на современную хореографию?
Мне определенно нужно время, чтобы перестроиться. Но это зависит от практики. Чем больше в практике современного танца, тем больше какой-то основы и тем легче войти в эту историю. Особенно если не первый раз работаешь с хореографом: твое тело запоминает какую пластику он хочет видеть, стилистику его работы. Все получается само собой — мышечная память.
За каким искусством танца будущее? За балетом или современной хореографией?
Классика никуда не денется. Ведь классикой мы называем то, что в свое время считалось современным балетом. То есть классика с каждым веком все пополняется и пополняется. Следовательно, современный балет — это двигатель, знак того, что хореографы и артисты ищут что-то новое. Думаю, будущее за тем, что мы не перестанем развиваться и пытаться найти какие-то новые формы, хореографию. Казалось бы, столько времени прошло и ничего не придумали: движения-то одни и те же. Но хореографы удивляют. Например, Охад Нахарин, Пол Лайтфут, Уильям Форсайт, Уэйн МакГрегор и многие другие зарубежные и российские мастера — у них есть личный хореографический почерк, который ни на что больше не похож. Значит есть какой-то потенциал в танце.
Максим Зенин © Фотограф: Дарья Чертоляс
Мир балета всегда был суров. И сейчас во времена новой этики правила отношений меняются. Выдержит ли суровая российская балетная школа все это?
Вообще я рад, что мы к этому наконец пришли, потому что я жуткий пацифист. Ненавижу насилие. К счастью, жестокость русского балета всегда очень преувеличивают. Хотя подобное было, и оно происходило на добровольной основе. Цискаридзе постоянно говорит, что его мама привела в балетную школу и сказала: «Если нужно, то бейте». Никогда не пожелал бы такого для своего ребенка.
Я бы хотел, чтобы педагог был соратником и помощником, а не человеком, которого боишься. И если ученик делает успехи и пытается развиваться и открывать новые грани себя, то это происходит из-за того что его завлекает педагог, показывает, насколько интересна эта профессия. У меня были и более жестокие педагоги, и те, которые прививали любовь к танцу. Сейчас у меня прекраснейший педагог Владимир Викторович Ким, по моему мнению, лучший в нашем театре. Я с ним работаю уже два года, но мои любовь и интерес к балету возрастают с геометрической прогрессией. Это мотивация. Поэтому, если говорить о сохранении границ, воспитании, особенно когда это отношение между взрослыми и детьми, нужны какие-то правила или методика. Она должна объяснять то, что педагог — не диктатор, не человек, который самоутверждается или заставляет силой, а тот, кто к каждому ребенку находит профессиональный подход. Все только через объяснение и работу, но ни в коем случае не через силу.
