В Музее русского импрессионизма открылась выставка «Авангард. На телеге в ХХI век», на которой представлены работы русских художников, отправленные 100 лет назад на выставку в Вятку и оставшиеся там. Искусствовед Евгений Наумов расскажет, как в творчестве непохожих друг на друга художников отразился дух этого неспокойного времени.
Идет 1921 год, Гражданская война в самом разгаре, далеко на юге еще идут бои за Крым, на западе Красная армия сражается с польскими войсками, то тут, то там возникают очаги эпидемий и крестьянские восстания. Из голодающих городов — Петрограда, Москвы, Казани — в не менее нуждающуюся Вятку везут 322 картины современных художников: то немногое, что не нужно было ни белым, ни красным и потому не изымалось в пользу войск.
Это была уже третья Передвижная выставка, организованная энтузиастами из Советска: заведующим местного отделения Наркомпроса архитектором Евгением Медведевым, школьным учителем Сергеем Якимовым и живописцем Сергеем Вшивцевым. Казалось бы, зачем везти авангардное искусство в глубинку, разве будет оно там пользоваться успехом? Однако известно, что в одном только Яранске выставку посетило более 2500 человек, возможно среди них были и Анна Лепорская, и Юрий Васнецов — будущие известные художники, проживавшие в то время в Вятской губернии.
Варвара Степанова «Танцующая фигура», 1919–1920. Фото: Евгений Наумов
Полностью осуществить амбициозный план не удалось, из семи городов выставка посетила только два и осталась в Яранске. Картины поступили на хранение в Вятский художественно-исторический музей и были забыты на полвека. В 1960-х годах наследие Передвижных выставок обнаружилось в ходе очередной инвентаризации, его поставили на учет и поместили в глубокий запасник Кировского областного музея. Только в 1996 году работы были вновь открыты искусствоведом Анной Шакиной, ей совместно с Андреем Сарабьяновым удалось проложить дальнейший путь обоза с искусством в Екатеринбург и Москву. Здесь, в Музее русского импрессионизма, можно познакомиться с редчайшими образцами искусства начала XX века.
Пространство выставки условно разделено на три части: «Реалистическая традиция», «Авангардный поиск» и «Абстрактный метод». В некоторых местах одна секция может плавно перетекать в другую, так что бывает трудно уловить переход от импрессионистического изображения реальности к сезаннистским обобщениям форм и далее — к кубизму и чистой абстракции. Очень наглядно такие трансформации художественного метода происходят на двусторонних холстах одного художника.
Николай Синезубов «У зеркала», 1912. На обороте «Портрет», 1920. Фото: Евгений Наумов
В условиях острого дефицита качественных материалов творцам приходилось перетягивать готовые произведения, чтобы писать на оборотной стороне, и благодаря этому мы можем видеть, чем и ради чего жертвовали начинающие авангардисты. За кубистической жанровой сценкой Николая Синезубова «У зеркала», где напряжение между розовым и сине-зеленым участками фона усиливает динамическую позу обобщенной женской фигуры, зритель обнаруживает фронтальный портрет девушки в сдержанных тонах с уверенной светотеневой лепкой лица.
На обороте строгой работы в каноне зрелого аналитического кубизма находится полифоническая абстрактная композиция, характерная для раннего Малевича. Эта двусторонняя картина признается одним из лучших произведений Ивана Кудряшова, учившегося в студии великого изобретателя супрематизма. Маэстро Казимир создал собственный метод постепенного освоения современного искусства: от реализма и импрессионизма до геометрической абстракции. Неудивительно, что его талантливые ученики в два-три года проходили путь от сопоставления простых форм, окрашенных в базовые цвета, к уверенной деконструкции образа человеческого лица.
Иван Кудряшов «Портрет девушки», конец 1910-х. На обороте «Беспредметная композиция», середина 1910-х. Фото: Евгений Наумов
Запасник Вятского музея сохранил также уникальные станковые картины Варвары Степановой и фигуративную живопись Александра Родченко. Созданные еще до Революции работы прибыли в Яранск из Казани, где в то время учились будущие конструктивисты. Разница между обобщенным женским ню и помещенным здесь же черным холстом 1920 года разительна. Уже в 1921 году на выставке «5×5=25» (да, она проходила той же осенью, что и вятская Передвижная выставка) Родченко представит три своих знаменитых монохрома и окончательно откажется от живописи. Также поступит и Варвара Степанова, а немногочисленные рисунки с геометризированными человеческими фигурами останутся свидетельством юношеских экспериментов.
Александр Родченко «Женская фигура», 1915. «Черное на черном, №82», 1918. Фото: Евгений Наумов
Однако авангардные поиски и абстракция составляли только часть Передвижных выставок 1920–1921 годов. Современные художники готовы были показать и психологические портреты, и пейзажи настроения, и скромные натюрморты с цветами в стеклянных банках. Вместе с Родченко и Степановой из Казани в Вятку приехали Николай Фешин и его ученики. Пять картин мастера можно увидеть в самом начале выставки: три портрета и два пленэрных этюда. Женские лица в исполнении Фешина особенно притягательны, ведь на них отпечатался глубокий и сложный внутренний мир, пропущенный художником через личное восприятие. И неважно, идет ли речь о его родственницах или ученицах, о курсистке Ольге Ясеневой, приехавшей в Казань из Уфы, или вот об этой безымянной девочке в зимнем пальто с меховым воротником.
Николай Фешин «Портрет девочки», 1910-е. Фото: Евгений Наумов
Этот портрет ребенка с испуганными глазами, несмотря на детальную проработанность лица, выглядит сделанным легко и быстро. Будто бы Фешин случайно встретил свою модель и привел ее в студию, где за один-два часа управился с картиной. Взлохмаченная девочка так и не успела прийти в себя и весь сеанс сидела с робкой полуулыбкой и широко распахнутыми глазами, следя за работой живописца. Сцепленные руки покоятся на коленях — еще один признак застенчивости. Так выглядела бы фотография человека, случайно заметившего, что его снимают. Мазки кистью точны и уверенны, каждый находит свое место, формируя укутанную во много слоев ткани фигуру и пространство вокруг нее: серую стену, деревянную скамейку с фигурной спинкой и округлым подлокотником.
Реалистическое искусство тоже было способно выразить странные чувства по поводу событий начала XX века: непрекращающихся войн, революций, утраты исторических корней. Художники фиксируют лица современников, уголки уходящих в прошлое провинциальных селений с покосившимися сарайчиками и заборами, городские улицы с одиноко бредущими по ним фигурами. Глядя на эти картины со столетней временной дистанции, зритель все же легко может проникнуться ностальгией по этим никогда не виданным, но все же близким сердцу местам. Это лирическое настроение легко проецируется на картину вятского художника Алексея Столбова. Куда смотрит с такой безнадежной печалью эта то ли ангельская дева, то ли птица Сирин? Обращен ли ее лик на прошлое или будущее, в любом случае, как писал Беньямин: «там, где для нас — цепочка предстоящих событий, там ангел видит сплошную катастрофу».
Алексей Столбов «Женский портрет» (фрагмент), 1909. Фото: Евгений Наумов
Как это ни парадоксально, но благодаря катастрофическим эпизодам нашей истории в вятских музеях сохранился своеобразный срез культурной жизни общества в дни великих потрясений. И эта жизнь, по всей видимости, была крайне разнообразна. Художников и зрителей привлекали и мастерство реалистической живописи, и новые течения в искусстве. Недоедающие жители Поволжья стремились утолить хотя бы духовный голод. Пройдет немного лет, и эти уже новые, по сути, люди приступят к восстановлению родины из руин, приедут в Москву, чтобы поступить во ВХУТЕМАС или в Петербург — в студию Малевича, может быть станут членами АХР, будут жить и трудиться в ожидании следующих катастроф. Но здесь, на работах с Передвижных выставках сохранились смутные чаяния, страхи, надежды и маленькие радости бесприютного межвременья. И зима 2022 года, пожалуй, самое удачное время, чтобы понять чувства человека эпохи перемен.