Куратор Христина Отс: «По мере того, как развиваются научные исследования, появляются новые художественные направления»

О работе куратора проектов, специализирующихся на взаимодействии искусства и науки, об особенностях экспонирования и хранения объектов сайнс-арта и актуальных направлениях научно-технологического искусства в интервью рассказывает руководительница Art.ITMO.Residency Христина Отс. Исследовательница новых медиа и номинантка Премии им. Сергея Курёхина ответила на вопросы технологического обозревателя DEL’ARTE Magazine Ольги Проходцевой и отметила наиболее яркие проекты последних лет.

 

Как вы стали куратором проектов сайнс-арта? Что вас привлекло в данном направлении?

Интерес возник ещё со времен моего обучения в бакалавриате Санкт-Петербургского государственного университета. На курсе «Кино и видео» я познакомилась с технологическим искусством и видеартом. После я поступила в магистратуру «Кураторские исследования»: мне показалось интересным прослеживать пересечения технологий и искусства именно в экспозиционных пространствах. В моей дипломной работе я выдвинула гипотезу, что переход от нет-арта к пост-интернет искусству, т.е. выход интернета за пределы экранов произошёл не только из-за капиталистических и социальных изменений, но и из-за онтологической структуры языка глобальной сети. Я анализировала трансформации интернет-объектов, изучала, как в сегодняшних практиках художники переносят интернет-объекты в физическое пространство. Меня это увлекло. Так начинался мой путь исследователя новых медиа.

В 2020 году мне посчастливилось стать куратором в Центре Art & Science в Университете ИТМО, это позволило мне сконцентрироваться на предмете моего исследования. Быть независимым куратором в области медиаискусства или наукоемкого искусства крайне сложно. Научно-технологическую базу, необходимую для организации выставки новых медиа, гораздо проще получить в стенах специализированной институции.

Сколько времени существует Art.ITMO.Residency и какие выставки этого проекта успели привлечь внимание публики?

Когда мы говорим об AIR, так мы коротко называем Art.ITMO.Residency, мы имеем в виду гибридное пространство, – полноценно мы не можем его охарактеризовать ни галереей, ни мастерской, ни резиденцией, так как это всё и сразу. В 2020 году мы открывали его как продолжение деятельности Центра Art & Science, и предполагалось, что это будет выставочная площадка для работ студентов магистратуры, но почти сразу стало понятно, что в Петербурге есть потребность в арт-пространстве, подготовленном для показа современногонаучно-технологического искусства. И ещё до официального открытия к нам обратились наши коллеги и предложили сделать выставочный проект в рамках международного фестиваля искусства новых медиа Ars Electronica, и мы его реализовали.

Сегодня в AIR проходят различные шоу-кейсы по результатам образовательных курсов, большие выпускные выставки, которые мы с прошлого года называем STAGE, есть дружественная мастерская ФабЛаб, в которой наши ребята паяют, печатают на принтерах, фрезеруют на станках. Вскоре появится собственная лаборатория биотехнологических искусств, где в стенах нашего публичного пространства студенты под руководством Ипполита Маркелова будут работать с биоматериалами. Мы надеемся, что это станет точкой входа для внешних художников и толчком для развития биотехнологического искусства.

Расскажите о сотрудничестве с  крупным международным проектом Ars Electronica.

В этом проекте мы принимали участие несколько раз. Первый раз мы представили перформанс «Блуждающие сады» и выставку “Pangardenia”. Наши учёные и художница Наталья Балабанова осуществили своеобразную прогулку по рекам и каналам Санкт-Петербурга: на одной из лодок плыли художники, кураторы и учёные, вместе с ними около сотни петуний, которые вырастила Наталья во время самоизоляции, их сопровождала вторая лодка-дрон, которая была построена нашими робототехниками – Александром Капитоновым и его командой. Дрон анализировал содержание химических веществ в воде, затем художники работали с полученными данными.

Лодка с петуниями Натальи Балабановой. Перформанс «Блуждающие сады» © Фото: ART.ITMO.Residency

Второй проект в рамках Ars Electronica – выставка «Заземление», кураторами которой выступили наши студенты. Они собрали большую конференцию с участием международных художников, философов, учёных и открыли выставку, часть которой проходила у нас в AIR, а часть – в Музее почвоведения им. В.В. Докучаева в Петербурге. Основной идеей проекта было переосмысление агентов, населяющих почву. Я считаю, получился классный эксперимент внедрения современных арт-объектов в классический естественнонаучный музей.

Экспонат выставки «Заземление» © Фото: ART.ITMO.Residency

Современному человеку пока сложно разобраться в культурных проектах на стыке науки, технологий и искусства, иногда проще понять, если попытаться структурировать какое-либо направление в современном искусстве по примеру более ранних течений, таких, как классицизм, романтизм, импрессионизм и прочих «-измов». Какие основные направления в сайнс-арт вы бы выделили? И применимо ли вообще такое разделение?

Это, конечно, очень обширный вопрос. И даже те примеры категоризации, которые вы привели, отсылают скорее в XVIII-XIX векам, а какое-то прошедшее событие в искусстве всегда проще проанализировать, чем актуальные художественные практики, формирующиеся буквально на твоих глазах. Я работаю с искусством, которое переосмысляет науку и технологии и динамично развивается вместе с открытиями и исследованиями в этой сфере. По мере того, как развиваются научные исследования, появляются все новые художественные направления.

Есть одно объединяющее свойство арт-объектов этого направления, я бы назвала его трансдисциплинарностью. Я знаю, что это сложное слово, оно очень похоже на междисциплинарность тем, что есть некое объединение между дисциплинами. От привычного нам термина междисциплинарность она отличается тем, что трансдициплинарность – это пространство без стабильных границ. Если междисциплинарность – это создание проектов на стыке дисциплин, то трансдисциплинарность – это синтез методологий, с целью создания чего-то принципиально нового. Возьмём любой проект: к примеру, мы привыкли, что если есть живые клетки, то это био-арт, начнём разбираться, как художник создавал этот проект, – скорее всего, ему помогала группа специалистов: биологов, программистов, дизайнеров, математиков, инженеров. К какой категории отнести их совместное произведение?

Например, наши студенты часто делают свои арт-проекты на базе университетской лаборатории инфохимии – это соединение IT-технологий и химии, где занимаются созданием искусственной клетки, программируют бактерии. Одним из самых ярких примеров нашей коллаборации является проект выпускницы первого года Лауры Родригез «Неприкасаемые». В прошлом году она за него получила премию Сергея Курёхина в номинации “Science-art”. Её исследование было посвящено теме ковида и изоляции, совместно с ученой Екатериной Скорб она провела эксперимент с бактериальной целлюлозой, более известной как комбуча или чайный гриб, модифицировала её при помощи частиц диоксида титана, в результате тело гриба начало пропускать световой сигнал. Художница создала интерактивную инсталляцию, где люди могли прикасаться друг к другу при помощи луча света. В теории следующей итерацией этого проекта мог бы стать костюм второй кожи из бактериальной целлюлозы, надевая который можно было бы ощущать прикосновения на расстоянии.

Инсталляция «Неприкасаемые» Лауры Родригез © Фото: Art.ITMO.Residency

В этом году художница Дарья Леконцева работала с темой постковидной реальности, конкретно с паросмией, феноменом, который научно описывает изменение запахов. Она не болела, но ей очень хотелось разобраться, как люди живут в этой коллективной травме, когда часть из них не способна эмпатировать другим, потому как никогда не испытывала изменений обоняния и вкуса, в то время как другая часть населения до сих пор живёт с ежедневными последствиями. Для проекта «Я вас слышу» Дарья сделала ряд интервью с людьми, переболевшими этим вирусом, и выделила три типа запахов. Оказалось, что белковые продукты в основном пахнут гнилостью, растительные продукты – химией, и есть третий тип – запах горения. Вместе с химиками она воссоздала эти «ароматы». На выставке зрители оказывались в тёмном коридоре, в котором проигрывалисьотрывки из интервью, в конце их ждали три колбы. Опыт трансформирующий.

Инсталляция «Я вас слышу» Дарьи Леконцевой © Фото: ART.ITMO.Residency

С одной стороны, это примеры био-арта, а с другой стороны, здесь сложно применить чёткую классификацию. Это и робо-арт – роботическое искусство, это и цифровое искусство, которое, как мы понимаем, внутри тоже подразделяется на миллион подвидов от видео до NFT. Если мы говорим про естественнонаучный дискурс, это и био-арт, и инфохимия, и нейро-арт (эксперименты с мозгом).

Произведения современного научно-технологического искусства чаще создаются группой авторов, состоящей из художника и учёного или группы специалистов в той или иной области?

Чаще всего это коллаборация, но есть несколько примеров художников, которые сами являются учёными. Например, Лаура Родригез, про которую я рассказывала. По первому образованию биотехнолог, она училась в Сколтехе, и для экспериментов ей нужна только лаборатория. Художник Джо Дэвис был одним из первых творческих специалистов, получивших место в лаборатории MIT. Как говорят некоторые исследователи, из его художественных поисков и зародилась генная инженерия.

Если говорить о технологическом направлении, какую роль играют цифровые технологии в создании арт-объектов? Это медиум или средство демонстрации достижений?

Это работает и так, и так. Наиболее интересны эксперименты, когда художники работают с технологиями как с медиумом, стараются переосмыслить возможности технологий, ломая софты и картинки. С другой стороны, сегодня, посещая современные выставки, мы видим, как часто кураторы используют проекционные технологии, различные экраны для демонстрации. Чтобы разобраться, важно подумать о том, как создаются арт-объекты, т.е. не всегда проектор используется только для презентации. Если, допустим, художник создавал свой проект при помощи машинного анализа и программирования, а затем превратил результат в видео, то это так или иначе работа с технологией как с медиумом.

Для примера, у нас есть студенты, которые работают с технологическим искусством. Художник Александр Погребняк, выпускник этого года, создал проект “Break In”. Он использовал три старых осциллографа – прибора для измерения электрических сигналов и их визуализации. Он оживил их при помощи современного компьютера, формируя различные образы на экранах этих приборов, от абстрактных до полноценных фраз и изображений. В данном случае художник работал с технологией как с медиумом, использовал её для художественного высказывания. Акцент в этом проекте был сделан на формальных поисках: исследование визуальных возможностей прибора и стало концептуальной идеей.

Инсталляция “Break In” Александра Погребняка и Антона Щеголева © Фото: ART.ITMO.Residency

Формальный поиск, вероятно, – это основа для создания таких арт-объектов?

Да, это важно. Если мы посмотрим на начало XX века, то из формальных поисков выросло вообще всё современное искусство. Когда художники работают с технологиями как с формой, они переосмысливают их,  – рождаются новые арт-объекты.

Расскажите о VR-перформансе Надежды Бей, как тут работают информационные технологии?

Надежда Бей работает в уникальной технике – VR-рисование. Она использует джойстики VR в качестве кистей и буквально рисует ими. Её перформанс тесно связан с её проектом «Корпоирреальность». Это своего рода оксюморон, образованный на стыке двух понятий, “corporeality” – телесность, и “irreality” – нереальность. В этом проекте она пытается переосмыслить телесность внутри виртуальной реальности. В рамках перформанса она работала с танц-художницей Светланой Леничко и с композитором Ильёй Symphoсat. Пока Светлана в физическом пространстве танцевала, Надежда находилась в VR и повторяла её движения, как бы отзеркаливая физический мир и физическую телесность в виртуальном мире и создавая некие образы движения.

Художники сегодня всё чаще обращаются к напряжению между физическим и виртуальным. Вообще, VR очень молодой медиум, с ним сейчас будут всё активнее и активнее экспериментировать, он явно требует переосмысления в отличие, например, от компьютеров, которые уже в 90-е годы были всячески разобраны. VR пока ещё ломали мало.

Так, в другом VR-проекте Ульяна Любенова размышляет о понятии дома. Можем ли мы перенести дом в виртуальное пространство, и что нам нужно для того, чтобы чувствовать себя там комфортно? Это многоуровневый проект, в виртуальной реальности – жилое пространство, а в физической реальности она создала прообраз грелки для ног, которая часто появляется на полотнах малых голландцев. Вместо углей, которые раньше применяли для обогрева ног, она поместила внутрь грелки компьютер, нагревающийся в процессе работы VR, и тем самым подняла экологическую повестку в своей работе. Таким образом, с одной стороны, виртуальность нам кажется нереальной, а с другой – она вполне материальна.

Существуют ли, на ваш взгляд, проблемы пребывания в виртуальной реальности? Возможно, нам пора задуматься о каких-то правилах поведения там, чтобы сделать этот медиум более понятным и безопасным, по крайней мере, для работы выставочных пространств и художественных объектов?

Этики поведения в VR пока нет, сейчас эта сфера только начала распространяться, мы начали посещать виртуальные выставочные пространства, некоторые люди могут себя неоднозначно проявлять в незнакомой среде. Моя практика исследования интернет-искусства убедила меня в том, что, скорее, технологии выходят в физическое пространство, нежели физическое уходит в виртуальное, как когда-то интернет стал частью нашей жизни, карьеры, быта, сегодня он органично вплетается в нашу реальность. Я думаю, технологии виртуальной реальности также трансформируются, появятся правила поведения, ведь поначалу в интернете границы также размывались только потому, что у человека появилась возможность выйти за пределы своего физического тела.

Какие есть особенности в работе с арт-объектами? Существует ли проблема сохранения культурного наследия в области сайнс-арта?

У нас пока нет четкой системы хранения работ – когда студенты заканчивают обучение, свои цифровые работы они хранят у себя, сами отправляют их на разные выставки, фестивали. Часто мы имеем дело с большим количеством физических атрибутов арт-объектов, которые обычно хранятся у нас. Например, сейчас у нас есть огромный корень дерева из проекта «Киберриза» Григория Киргизова. Многие проекты требуют протокола воссоздания, например, для био-арта: клетки не могут жить вечно, их невозможно законсервировать, поэтому требуется сохранить текстовую инструкцию художника, по которой этот объект можно воспроизвести.

Корень дерева для инсталляции «Киберриза» Григория Киргизова © Фото: ART.ITMO.Residency

Разработка общего подхода, вероятно, под силу только музеям, в основном именно они обладают достаточными бюджетами, количеством специалистов, опытом хранения, передачи, демонстрации экспонатов. Хотя, например, в нет-арте есть и низовые инициативы вроде платформы Rizhome и их проекта Net Art Anthology, которые занимаются сохранением сайтов, близких к исчезновению в результате эволюции web-среды. С цифровым артом всегда есть риск, что что-то может сломаться и не открыться.

В вопросе хранения био-арта хотелось бы сначала понять, кто вообще может его коллекционировать, – вряд ли это частные коллекционеры, скорее, больше в этом заинтересованы музеи. А как дальше этот арт-объект воспроизводить? Сделать в музее свою лабораторию или заключить контракт с каким-то университетом, со сторонней лабораторией, где учёные смогут для выставок воспроизводить эти проекты? Это большой вопрос, исследования которого только начинаются. Я могу ошибаться в своих предположениях. Тема остаётся открытой.

Другие Новости

На нашем сайте мы используем Cookies, чтобы быть доступнее из любой точки планеты