В Московских галереях «Веллум» и pop/off/art практически одновременно открылись выставки Михаила Рогинского — яркого представителя советского неофициального искусства. Искусствовед Евгений Наумов знакомит читателей DEL’ARTE Magazine с оригинальным творческим методом этого художника.
Картины Михаила Рогинского вызывают диаметрально различные отклики не только у искушённого зрителя, но и у исследователей послевоенного российского искусства. В строгих живописных композициях этого художника видят обнажение изнанки советской жизни, формальные эксперименты по построению картинного пространства, отечественный вариант поп-арта и минимализма, критику коммунистической идеологии, романтизацию аскетического образа жизни и продолжение концептуализма. В отличие от сложных картин-ребусов символистов или сюрреалистов, натюрморты и городские пейзажи Рогинского кажутся чрезмерно простыми, как обточенные морем камни в сравнении с мастерски созданными резными скульптурами — мысли буквально не за что зацепиться. Так может быть их главный секрет в естественности.
Картины Михаила Рогинского на выставке в галерее pop/off/art © Фото: Денис Лапшин, предоставлено галереей pop/off/art
Детство и молодость Михаила Рогинского прошли в суровых условиях коммунальных квартир. После ареста отца, Александра Рогинского, Михаил с матерью переехал на окраину Москвы в районе Сокола. Получив художественное образование в Московском государственном академическом художественном училище памяти 1905 года на театральном отделении, он до 1963 года работал художником в театрах различных подмосковных городков. В Москву его, вероятно, привлёк скандал вокруг выставки в Манеже, благодаря которому вся страна узнала, что есть «неофициальные» художники, которые создают какое-то странное, непонятное, но очень интересное искусство. Здесь Рогинский быстро свёл знакомство с самыми яркими представителями «Левого МОСХа» и советского андеграунда.
Михаил Рогинский. «Уличные дебаты». 1999 (с выставки в галерее «Веллум») © Фото: Евгений Наумов
Издавна натюрморт считался самым демократичным и самым открытым для экспериментов жанром. Картины с предметами быта голландские и фламандские художники создавали для украшения простых жилищ. Изображения простых радостей жизни: пирога с ежевикой, мяса и рыбы, фруктов и орехов, наконец неизменного рёмера с вином — были доступнее и популярнее портретов, исторических сюжетов и жанровых сценок. Создавая натюрморты-обманки (trompe-l’œil), художники оттачивали мастерство работы со светотеневой лепкой объёмов и перспективных построений. С помощью лессировок и пастозных мазков они учились передавать фактуру различных поверхностей: фруктов и панцирей насекомых, тканей и меха, фарфора и металла. До сих пор студенты художественных школ и вузов пишут натюрмортные постановки, чтобы научиться компоновать предметы на холсте.
Михаил Рогинский. «Улица Горького» 1996 (с выставки в галерее pop/off/art) © Фото предоставлено галереей pop/off/art
Некоторые исследователи наследия Рогинского предполагают, что этот художник продолжал формальные эксперименты Поля Сезанна и членов группы «Бубновый валет» Ильи Машкова и Петра Кончаловского. Эти живописцы часто строили пространства своих картин, отталкиваясь от поверхностей простой мебели и посуды, каких-то простонародных декоративных вещей, недорогих фруктов. Эта гипотеза подтверждается и собственными словами Рогинского: «Я свои решаю проблемы как художник». Возможно, его первичной задачей было просто писать картины, то есть размещать цветовые массы на плоскости холста, работать над фактурой красочной поверхности, показывать зрителю живопись, а не красивые предметы. В таком случае выбор предметов из повседневного обихода становится совершенно логичным, потому что они не отвлекают затейливыми деталями, имеют простые формы и равномерный локальный цвет и просто-напросто доступны.
Михаил Рогинский. «Серый пиджак». 1991; «Пиджак букле». 1992 (с выставки в галерее «Веллум») © Фото: Евгений Наумов
Табуретки, бутылки, кастрюли, чайники и предметы одежды заменяют супрематические многоугольники геометрической абстракции (Рогинский знал и Казимира Малевича, и Пита Мондриана) и даже имеют перед ними некоторое преимущество: их можно расставить перед собой и писать с натуры. Ученица Рогинского Алёна Романова вспоминает, с каким вниманием он ставил натюрморты: «Отходил к стене, смотрел, переставлял, отходил, опять переставлял…» Видеть перед собой конкретную вещь, которую нужно (пусть условно, но правдиво) перенести в картинное пространство, по всей видимости, было для него очень важно.
Михаил Рогинский. «Парки и муниципальные леса». 1994 (с выставки в галерее pop/off/art) © Фото: Денис Лапшин, предоставлено галереей pop/off/art
Искусствоведы и арт-критики также указывают на схожесть творческих методов Рогинского и уже упоминавшихся художников «сурового стиля» — Павла Попкова, Павла Никонова, Николая Андронова. Оставаясь в каком-то смысле патриотами и коммунистами, эти художники экспериментировали в русле соцреалистического метода, отдавая предпочтение производственной картине и малым жанрам, создавая картины на тему трудовых подвигов и повседневной жизни послевоенного СССР. При этом они отказывались от героического пафоса, романтизации и лоска, характерных для живописи поздней сталинской эпохи. Так что с их картин на зрителя смотрят такие же, как и они сами, простые граждане Советского Союза, которые в суровых условиях и тяжёлым трудом строят лучшее будущее.
Михаил Рогинский. «Двухчастный натюрморт. Чайник». 2003 (с выставки в галерее «Веллум») © Фото: Евгений Наумов
Подобно художникам «сурового стиля» Рогинский отказывается от рекомендаций теоретиков соцреализма изображать атрибуты зажиточности, благополучия, высокой культуры и просто красивые вещи. Этому художнику, вероятно, было важнее представить зрителю знакомые всем образы привычных предметов, которые в обычной жизни перестают замечаться. Букет цветов, ваза и шахматы обладают собственной эстетической функцией, ими человек любуется, выделяет из окружающего пространства, а вот кастрюля, чайник и примус оказываются интересны только в связи с их функцией. Никто не обращает внимания на цвет металлической посуды, не наслаждается пропорциями табуретки — ими пользуются, но как бы не замечают. А тем не менее эти простые вещи по-своему красивы, и Рогинский заставляет зрителя обратить на это внимание.
Картины Михаила Рогинского на выставке в галерее pop/off/art © Фото: Денис Лапшин, предоставлено галереей pop/off/art
Многие художники-нонконформисты тоже обращались к советскому быту, но большинство из них представляли быт в резко негативном ключе. Оскар Рабин наполнял свои картины признаками неустроенности, алкоголизации и разрухи. Илья Кабаков превращал коммунальные квартиры в кафкианский кошмар. Рогинского при этом простота и неказистость товаров массового производства ничуть не смущали. И в эмиграции он отказывался от изображений качественных вещей, созданных по дизайнерским проектам, отдавая предпочтение непритязательным образам советского прошлого.
Михаил Рогинский. «Ходоки». 2001 (с выставки в галерее «Веллум») © Фото: Евгений Наумов
Сохранились свидетельства тёплого отношения Рогинского к своим неодушевлённым моделям. О табурете он говорил, что это «человек хороший», примус же своими формами напоминал художнику женщину. Возможно, именно это трепетное отношение к предметам обихода подтолкнуло его к созданию объектов, а затем — к моделям объектов, напоминающим театральные декорации. В конце концов, картина — это тоже вещь.
Картины Михаила Рогинского на выставке в галерее pop/off/art © Фото: Денис Лапшин, предоставлено галереей pop/off/art
На выставках в галереях «Веллум» и pop/off/art представлены работы в основном позднего периода Рогинского. При этом пространство «Веллума» кураторы превратили в инсталляцию, проредив наследие художника реальными объектами: стеклянной и металлической посудой, пальто и даже целой газовой плитой. Этот подход частично удовлетворяет стремление самого автора включать свои произведения в бытовой контекст и экспонировать их в магазинах. Коллеги из pop/off/art показали довольно плотную и насыщенную развеску, сосредоточившись на визуальном эффекте живописи. Конечно, эти проекты не претендуют на ретроспективу Рогинского, однако монографические выставки этого художника так редки, что даже такие скромные проекты становятся настоящим событием.
