В фонде Ruarts открылась масштабная выставка «Чересчур», посвящённая феномену китча и его презентации в современном искусстве с ранних постсоветских лет до наших дней. Основу проекта составляют работы из коллекции фонда Ruarts, дополненные арт-объектами из других институций и частных собраний. Специально для DEL’ARTE Magazine Евгений Наумов составил краткий обзор экспозиции и анализ кураторского подхода.
Проект, представляющий искусство, которое, по заявлению куратора Алексея Масляева, исследует феномен китча, и названный притом «Чересчур», просто не может оказаться плохим. Он защищён многослойной бронёй постиронии, и любая критика с лёгкостью будет парирована контраргументом «так и задумывалось». Это не просто новая красивая выставка. Красота здесь выкручена до такой степени, что выходит за границу эстетичности. Она завораживает и пугает одновременно, будто перемазанная кровью молодая девушка, которая кокетничает со зрителем.
AES+F. Who wants to Live Forever… 1998–2024 © Фото: Евгений Наумов
Почти сто лет назад Клемент Гринберг написал ставшее уже классикой искусствознания эссе «Авангард и китч», в котором резко разграничил новаторское искусство и подражающих ему производителей рыночного продукта. С тех пор расстановка сил на поле модернизма изменилась. Сегодня мало-мальское новаторство буквально обречено на институциональное признание и, как следствие, некоторый коммерческий успех. Новые социально значимые темы — замечательно, новые медиумы — ещё лучше, новые философические смыслы — заверните в бумажку! И для того чтобы хоть как-то сопротивляться тотальной коммодификации авангарда, действительно авангардное искусство вынуждено мимикрировать под явления массовой и новой народной культуры, которые заведомо лишены эстетической и концептуальной ценности.
Егор Give. «Красота». 2023 © Фото: Евгений Наумов
Например, текст, выложенный стразами Swarovski поверх стоковой фотографии с вычурным маникюром, призван усилить эффект от изначального изображения. Егор Give принимает желание среднестатистического человека к доступному украшательству и доводит его до превосходной степени. Украшенные стразиками ногти, если представитель высокой культуры встретит их в повседневной реальности, вызовут скорее непонимание и отторжение, но они же вполне могут быть приняты, если окажутся созданными иронически. Как если бы Дэмиен Хёрст назвал свой инкрустированный бриллиантами череп не «Во имя любви к Богу», а «Красивая вещь».
Ростан Тавасиев. Из серии «Картины и игрушки». 2006 © Фото: Евгений Наумов
В книге Джона Сибрука «Nobrow. Культура маркетинга. Маркетинг культуры» провозглашается отмена тысячелетней дихотомии элитарной (highbrow) и массовой (lowbrow) культур. Coca-Cola, по меткому выражению Энди Уорхола, уравняла всех. Любой представитель современного общества потребления может себе позволить быть ярким, модным, неповторимым, ведь в его распоряжении находятся искусственные самоцветы, искусственный мех всевозможных цветов, имитирующие античность скульптуры, репродукции шедевров старых мастеров и представителей авангарда и наконец искусственный интеллект, способный преобразить внешний облик человека. Художники также активно черпают из этого океана культурного наследия и технологических новинок, создавая яркие и притягательные произведения.
Борис Михайлов. Из серии «Лурики». 1971–1985 © Фото: Евгений Наумов
Ростан Тавасиев заимствует у мягких игрушек их теплоту и тактильность. Его монохромные меховые «картины» моментально считываются как носители наивной, доброй и радостной экспрессии. Расшитые бисером и стеклярусом цифровые коллажи Натальи Менякиной также притягивают взгляд, ведь художница постаралась собрать в этих произведениях всё, что кажется ей прекрасным. Борис Михайлов раскрашивает чёрно-белые парадные фотографии так, что они становятся ярче и красивее — распространённая в советское время практика, корни которой уходят в дореволюционное время. Чеканка по металлической фольге художника Гриши также отсылает зрителя к советским практикам декорирования квартир. Вытесненные из современных трендовых минималистических интерьеров пылесборники и визуальный мусор обретают новую жизнь в галереях. Смесь наивного эстетического чувства и искренности не может не растрогать посетителя выставки.
Александр Савко. Из серии «Морские котики». 2016 © Фото: Евгений Наумов
А вот Александр Савко прибегает практически к запрещённому приёму, помещая в свою композицию двух котят. Почти никто не может сопротивляться милоте этих пушистых комочков, даже абстрактная композиция Василия Кандинского как-то тускнеет на их фоне.
Леонид Соков. «Венера». 1996 © Фото: Евгений Наумов
Леонид Соков, создавая свою «Венеру», также обращается к иконографии русского авангарда, пририсовывая лицо Мэрилин Монро к телу одной из ларионовских обнажённых. При этом оба художника апеллируют к народной культуре: один — к лубочным эротическим картинкам, другой — к постерам со знаменитостями.
Дмитрий Шорин. «В Москву и сегодня обратно…». 2006 © Фото: Евгений Наумов
Вообще, элементы грубой сексуальности так же присущи массовому вкусу, как и стремление к блестящим и пушистым предметам. И этот интерес к вульгарности только подогревается теми образами, которые демонстрируются в рекламе и популярной культуре. Поэтому неудивительно, что подобный китч нашёл воплощение и на выставке в фонде Ruarts. К эстетике пин-апа прибегают Дмитрий Шорин, а также дуэт Александра Виноградова и Владимира Дубосарского: их картины с сексуализированными девушками апеллируют к эстетике грубой маскулинной культуры с её стремлением окружить себя эталонными красавицами, хотя бы и напечатанными на бумаге.
Айдан Салахова. «Афродита». 1996 © Фото: Евгений Наумов
Шелкография «Афродита» Айдан Салаховой и картина «Сова» Беллы Матвеевой напоминают зрителю, что мужской взгляд господствует не только в массовой культуре. Женское ню всегда вызывало интерес и у представителей элит, покупающих живописные изображения обнажённых богинь, одалисок и купальщиц на парижских салонах. По умению достоверно изобразить натуру судили и до сих пор иногда судят о мастерстве художника. Однако некоторыми критиками, например тем же Гринбергом, салонная живопись с бесконечными ню, женскими головками и упитанными детишками считалась ремесленничеством и дурновкусием.
Дмитрий Шабалин. «Кибертрансформация человека-паука». 2021 © Фото: Евгений Наумов
В сборнике обличительных речей «Дизайн и преступление» Хэла Фостера содержится диатриба, направленная против идей Джона Сибрука. Эту критику можно понять в таком ключе: уважаемый автор Nobrow, предпочитающий время от времени народную кока-колу в качестве дополнения к дорогому виски, на самом деле лишь играет в носителя массовой культуры, сохраняя при этом все привилегии богемной буржуазии. И возможность выбирать как раз и является главной привилегией. Элиты апроприируют китч, как колониальная Европа присваивала артефакты и стилевые особенности неевропейских культур. Так ли важно, делают они это иронически или искренне восхищаются произведениями «народных» авторов? Создатели мягких игрушек, расшитых стеклярусом сумочек, украшенных блёстками ноготков никогда не будут допущены в круг современных художников. Не будут они и ходить по выставкам в фешенебельных галереях и фотографироваться на фоне имитации китча — у них работа, быт, дети, а на 500 рублей лучше макарон купить.
Катя Филиппова. «Мэрлин Монро» (фрагмент). 2003 © Фото: Евгений Наумов
Великая Тэффи ещё сто с лишним лет назад описала разницу между обычными людьми и теми, кто пытается ярко имитировать обычность:
«Начнёт закусывать простая женщина, скажет:
— Марья Николаевна, будьте добры, кусочек селёдки. Люблю лук.
Демоническая широко раскроет глаза и, глядя в пространство, завопит:
— Селёдка? Да, да, дайте мне селёдки, я хочу есть селёдку, я хочу, я хочу. Это лук? Да, да, дайте мне луку, дайте мне много всего, всего, селёдки, луку, я хочу есть, я хочу пошлости, скорее… больше… больше, смотрите все… я ем селёдку!»
