15 апреля в прокат выходит «Отец» (16+), драма дебютировавшего в кинорежиссуре французского писателя и драматурга Флориана Зеллера. В главной роли — Энтони Хопкинс, получивший за неё номинацию на «Оскар», одну из шести у этого фильма. В других ролях — лауреатка премии Оливия Колман, Марк Гэтисс, Оливия Уильямс, Руфус Сьюэлл и Имоджен Путс. Специально для DEL’ARTE Magazine Иван Афанасьев рассказывает, как этот необычный фильм рассматривает проблему старческой деменции под новым углом.
© Кадр из фильма «Отец»
Энтони — временами милый, но чаще ворчливый лондонский старик, проживающий в просторной квартире со своей дочерью Энн. Она обеспокоена тем, что здравомыслие постепенно покидает отца: он перестаёт узнавать знакомых, забывает элементарные вещи и даже страдает от галлюцинаций. Между тем, девушке необходимо уехать в Париж, поэтому она подыскивает папе сиделку, но горделивый мужчина, повсюду видящий заговор с домом престарелых в финале, категорически отказывается от ухода. Постепенно он оказывается в лабиринте собственного разума: он уже не уверен, правда ли дочь планирует уезжать с новым мужем или же до сих пор не разошлась с прежним, что за люди живут в его доме, и почему вместо единственной устроившей его няни появляется другая… Постепенно в ловушке оказывается и зритель.
У «Отца» были все данные для того, чтобы стать ещё одним скудным на свежие идеи и скучным проходным «оскаровским» номером, заточенным под получение наград. Благо все данные есть: выигрышная тема, великий сэр Энтони Хопкинс у руля, сложные взаимоотношения между взрослой женщиной и ещё более взрослым отцом. Более того: у фильма, основанного на одноимённой пьесе Флориана Зеллера, был также значительный риск превратиться в предкамерный перформанс хороших актёров, театрально заламывающих руки до небес в надежде докричаться до зрителя. Но «Отец» оказывается картиной-обманкой. Вместо потёртого кино о старении — бодрящая смесь семейной драмы и почти что хичкоковского триллера. Вместо тесной театральщины — удивительно кинематографичное пространство квартиры-ловушки. Вместо морализаторства — отказ от каких-либо оценок.
© Энтони Хопкинс и Оливия Колман в фильме «Отец»
Деменция Энтони навевает воспоминания о «Думаю, как всё закончить» Чарли Кауфмана: кино-паззл, в котором дом главного героя и живущие в нём люди (и не только) превращаются в фрагменты сложносочинённых игр разума. Фильм разбит на серию сценок, которые часто будто пересказывают друг друга заново, но каждый раз иначе. Вот Энтони заходит в дом и видит незнакомого мужчину (который неспроста в титрах назван не иначе как The Man). Вот он снова заходит в комнату, но там уже никого нет — зато пришла дочь с курицей в руках и без билетов в злосчастный Париж. Но вот в доме, в той самой комнате, появляется муж Энн — новый ли? Бывший? Или вообще проходимец? А может его всё-таки не существует? И правда, иначе куда же он уже делся, в конце-то концов. Но тогда почему дочь снова заговорила о Париже? Почему новая сиделка так на неё похожа? И что стало с комнатой — здесь раньше не было этого стула!
Как и зритель, Энтони почти до самого конца пребывает в растерянности — разнообразные рефрены (поездка Энн за границу, меланхоличная музыка Людовико Эйнауди из граммофона, то ли украденные, то ли забытые часы главного героя) появляются и уходят на второй план, чтобы потом зазвучать снова. В этой партитуре расстроенного сознания лейтмотивы перебивают друг друга, сливаясь в нестройную какофонию. Пытаясь понять, что же происходит, и какая из реплик «ненадёжного рассказчика» может стать контрапунктом в поиске истины, зритель продирается сквозь чащу чужого сознания, которое угасает с каждым кадром. Растерянность, насильный вывод из зоны жанрового комфорта, потеря ориентиров — всё это гораздо лучше иллюстрирует состояние деменции, которое другие режиссёры чаще всего пытаются выразить через чисто внешние атрибуты и события.
Энтони Хопкинс и Оливия Колман в фильме «Отец»
Но что может быть страшнее, чем погружение в самое сердце психической болезни? Временами «Отец» выглядит и смотрится как клаустрофобный слоубёрнер-хоррор: сидишь и ждёшь, когда из-за угла выскочит какой-нибудь жуткий демон сознания. Но он не выскочит, и это прекрасно: фильм Зеллера достаточно интеллигентен для того, чтобы обойтись без таких примитивных средств. Своей цели он добивается куда более тонкими методами, включая актёрские работы: про ансамбль можно сказать в целом «великолепно», но лучше всех здесь, конечно, блистает сэр Энтони Хопкинс. Оставаясь, по сути, не самым приятным человеком, ближе к концу его экранный тёзка переманивает зрителя на свою сторону, — и не удивительно, ведь ты искренне хочешь помочь запутавшемуся в самом себе человеку. Это и главная мораль фильма: старость не всегда приятна для окружающих, но всегда стоит помнить, что она неизбежна, а значит заслуживает трепета и уважения.
