«Kitoboy»: виртуальная любовь в глухой провинции у моря

8 октября в прокат вышел «Kitoboy» Филиппа Юрьева — трогательный ромком о чукотском подростке, отправившемся к своей интернет-любви в Америку через Берингов пролив. Специально для DEL’ARTE Magazine Роман Черкасов рассказывает об этом фильме, отмеченном наградами на Венецианском кинофестивале и «Кинотавре».

Молодой парень Лёшка (Владимир Онохов) живет в небольшом чукотском поселке, жители которого занимаются китобойным промыслом. Случайно открыв для себя волшебный мир порночатов, он моментально влюбляется в вебкам-модель (Кристина Асмус) — молчаливую красавицу из Детройта с манящим и нездешним именем HollySweet999. Лешка вновь и вновь смотрит ее трансляции в режиме фри-чата и, не очень понимая принцип работы таких сайтов, думает, что общается с ней тет-а-тет, что девушка видит и слышит его, а ее дежурную мимику, зовущие взгляды и игривые полуулыбки интерпретирует как ответную реакцию. Изнемогая от любви и ревности, подогретых невозмутимым молчанием возлюбленной, он решает отправиться прямо к ней в Америку, в самый город Детройт. Тем более, что Америка, в общем-то, рядом — всего-то 86 километров через Берингов пролив.

«Kitoboy» — полнометражный дебют режиссера Филиппа Юрьева, поставленный им по собственному сценарию — сделан так, чтобы понравиться сразу всем: и фестивальным отборщикам, и так называемому простому зрителю. Для широкой аудитории тут сентиментальность, мягкий юмор, простая, понятная и немного нравоучительная история — словом, то, что обычно описывается понятием «доброе кино». Для фестивалей — коренные народы Крайнего севера, реплики на чукотском языке, непрофессиональные актеры, этнографическая и географическая аутентичность. Картина снималась в чукотском селе Лорино (население, как сообщает Википедия, около 1000 человек, среди основных занятий — охота на морского зверя), местных жителей играют местные же жители, а исполнителей главных ролей — Лёшки и его друга Коляна — нашли среди воспитанников детдома в Анадыре. Создать полноценно зрительское кино с непрофессиональными чукотскими актерами — амбициозная задача не для слабаков, и Филипп Юрьев с ней справляется.

Картина композиционно делится на две части. Первая половина фильма сделана в духе романтическо-бытовой комедии и представляет собой серию сценок из местной жизни, через которую проходит история возникновения и развития чувства главного героя. Здесь Филипп Юрьев проявляет себя хорошим комедиографом, умеющим находить смешное в повседневном, и разными способами обыгрывает тему близости, похожести-непохожести Чукотки и Аляски (и шире — России и Америки). Сопоставляя и примеряя их друг к другу, режиссер накладывает на картины чукотской жизни саундтрек из песен Джонни Кэша и Роя Орбисона — музыку не современной, а старой, «идеальной» Америки, иллюстрируя этим не столько личную американскую мечту главного героя (вряд ли Лёшка знает американские поп-хиты 60-х, он простой подросток и больше любит группу «БИ-2»), сколько общее представление об Америке тех времен, когда она была лучезарной утопией для всего мира, там были розовые кадиллаки и лучший на свете рок-н-ролл, а славный город Детройт еще не превратился в «чертову дыру». Во втором акте интонация мрачнеет, начинается саспенс с элементами трагедии и осторожными заходами в магический реализм. В сюжет включаются мотивы инициации — испытания героя на пути к взрослению, частное тут как бы уступает место универсальному, а этнографический взгляд, соответственно, с бытописания чукотского поселка переходит на более глубокий, ритуально-мифологический уровень чукотской культуры.

Филипп Юрьев отлично ставит отдельные сцены, создает нужное настроение, умело выстраивает композицию фильма. Он достойным восхищения образом работает с непрофессиональными артистами: у него получается найти нужные лица (особо отметим замечательного лёшкиного дедушку), определить и подсказать верные интонации и своей режиссурой деликатно компенсировать нехватку актерского мастерства у исполнителей ролей Лёшки и Коляна. В конце концов, ему удаются шутки, и одно это уже многого стоит. Но, имея замечательную возможность снимать жителей чукотского села в их среде, Юрьев смотрит на них глазами снисходительного и не очень любопытного туриста, отмечая, преимущественно, кажущиеся ему забавными детали местного быта: красную икру едят трехлитровыми банками, в местном ДК сёрф-рок играют. Если уж вводить в картину мотивы инициации, можно было бы чуть глубже погрузиться в чукотскую ритуально-мифологическую образную традицию; вместо этого Юрьев лениво ограничивается расхожими «магическими» образами из области поп-сюрреализма: какие-то громадные кости на фоне северного пейзажа вызывают в памяти скорее «Левиафан» Звягинцева, чем что-либо еще. И даже полудокументальная сцена охоты на китов, которая, видимо, задумывалась как композиционно-переломная (после нее картина меняет комическую интонацию на тревожную) и которая могла бы стать интереснейшей и мощнейшей сценой фильма, дана как-то бегло (оператор замерз полдня плавать по морю с хмурыми китобоями, он хочет в тепло и домой). Словом, хотя камера поэтически панорамирует тундру, кажется, что Чукотка авторам фильма малоинтересна и понадобилась лишь из-за своей близости к западному побережью США, ключевой для сценарного замысла.

Пожалуй, в этом главная проблема: сценарная идея в «Kitoboy’е» слишком уж агрессивно подминает под себя всю конструкцию фильма. Решив взять популярный в мировом кино сюжетный шаблон «герой бросается в отчаянную погоню за придуманной мечтой» и обыграть его в контексте близости Чукотки и Аляски, Юрьев жестко выстраивает картину в этом направлении, порой игнорируя голос материала и его сопротивление. Натянутая на глобус художественная ткань местами лопается, швы трещат, идея горделиво выпирает наружу. Чукотка становится менее важна, чем ее роль члена бинарной оппозиции, отведенная ей в сценарии, и, если материал где-то не укладывается в предложенную схему, тем хуже для него — с увлеченным своей оригинальной идеей автором-демиургом шутки плохи.

От этого страдает и собственно сюжет: зрителю, например, предлагается принять как должное, что современный подросток не понимает принципов работы интернет-чатов, простодушно не различает реальное и виртуальное и ведет себя в сетевом пространстве примерно, как те психологически неподготовленные люди, что в 1896 году, если верить преданиям, испытали панику на премьерном показе великого фильма «Прибытие поезда». Понятно, что сценарный замысел о погоне за виртуальной мечтой через Берингов пролив требует от героя именно такой наивности, но, сама по себе неправдоподобная, она никак не обоснована и в фильме: Лёшка вроде не идиот, и не производит впечатление местного Форреста Гампа, и что такое интернет узнал не вот только что — у него уже есть ноутбук, и он уверенно им пользуется. Создается впечатление, что единственным и, в глазах авторов, вполне достаточным объяснением является само место действия: дело происходит в глубинке, хуже того — на Чукотке. А глубинка в российском кино, как известно, давно уже стала дежурным оправданием для любых сценарных капризов. Странные там люди живут, в глубинке, дикари-с. Такая необъяснимая и ничем, кроме географической локации, не объясненная наивность главного героя несколько дискредитирует замысел картины, и задуманный автором поэтический сюжет взросления невыгодным для себя образом балансирует на грани анекдота про чукчу.

Впрочем, несмотря на некоторые потери, понесенные картиной в жестокой борьбе за обладание стройной повествовательной структурой, внятной сюжетной идеей и нетривиальной историей, Филипп Юрьев выходит из этой борьбы победителем, и его «Kitoboy» заслуживает искренней симпатии и уважения. Особенно, учитывая, что стремление к нетривиальным историям и внятным сюжетным идеям, не говоря уж о нерыхлых нарративах, не слишком распространено среди российских кинематографистов.

Подписывайтесь на наш Telegram-канал

Другие Новости

На нашем сайте мы используем Cookies, чтобы быть доступнее из любой точки планеты