Те, кто ожидали от нового сериала «Фрейд» байопика о знаменитом психоаналитике, разочаруются – по стилистике совместный проект Netflix и австрийского телевидения скорее напоминает телекомикс-мэшап, в котором смешались реальные факты и бурная фантазия сценаристов. Но те, кто жаждут эффектного зрелища, скорее всего, останутся в восторге. Кинокритик Иван Афанасьев специально для DEL’ARTE Magazine рассказывает о том, как австрийцы своего «Гоголя» слепили из того, что было.
Молодой австрийский психиатр Зигмунд Фрейд, недавно закончивший обучение во Франции у Жан-Мартена Шарко, знаменитого исследователя природы истерии, возвращается домой на родину. На дворе 1886 год, Австро-Венгрия терзаема последствиями короткой, но кровопролитной интервенции в Боснию и Герцеговину. В такой обстановке странного врача с пристрастием к кокаину, практикующего лечение гипнозом, никто не воспринимает всерьез, о чем он охотно ноет своей будущей жене в письмах. Все меняется, когда он знакомится с молодой ясновидящей Флер: вместе с ней и, травмированным войной, офицером Альфредом он берется за расследование загадочных убийств в городе, совершаемых маньяком.
Сравнения с отечественным «Гоголем» в начале текста не случайны: лучше ориентира, чтобы понять подход, которым руководствовались Бенжамин Хесслер и Марвин Крен, создатели ужастиков «Кровавый ледник» и «Осажденные мертвецами», и не придумать. Реальная историческая фигура, обросший мифами и домыслами, родоначальник психиатрии превращается в детектива на манер Шерлока в исполнении Бенедикта Камбербэтча, а мистическая подоплека помогает разгуляться воображению. В сериальной Вене Фрейд и его сотоварищи сталкиваются с людьми, одержимыми различными психическими заболеваниями, некоторые из которых дают им то, что любой гик назвал бы суперспособностями – проникают в разум своих пациентов и бродят по нему, где сталкиваются с загадочной инфернальной фигурой.
Помимо «Гоголя» и «Шерлока», сразу приходят на ум также сериал «Алиенист» (там тоже был Теодор Рузвельт в качестве одного из героев и загадочные убийства в США 19 века) и подзабытый кроссовер всех литературных готических героев «Страшные сказки» (близкая стилистика викторианского ужаса). За историческими подробностями лучше обратиться к Дэвиду Кроненбергу с его костюмной драмой «Опасный метод», мелодраме Джона Хьюстона «Фрейд: Тайная страсть» и недавнему «Мой друг Зигмунд Фрейд», где фигура психиатра хоть и упрощена донельзя, но он хотя бы не лазает по канализациям в поисках маньяка с мистической природой. Так что для тех, кто рассчитывал на байопичность фильма, можно заканчивать читать прямо здесь.
Но если вы не гонитесь за достоверностью, а хотите посмотреть лихо закрученный детектив, то, скорее всего, тоже разочаруетесь: нужно понимать, что фантастическая оболочка сериала развязывает руки авторам, и те вольны творить любую пакость. Вместо дедукции проникновение в разум с последующим «подглядыванием» за воспоминаниями жертвы, то есть о каком-либо «настоящем детективе» можно забыть сразу. Странно было бы ставить это в упрек сериалу, потому что авторы сознательно идут на такие вольности: мистическая подоплека позволяет творить свою собственную телевселенную, с гипнозом и мертвыми шлюхами, да хоть со страшными сущностями, окаймленными кровью. Это даже идет на пользу сериалу: все эти теории об архетипах, подсознательном и прочей жути становятся ретушью, чтобы подать, в общем-то, довольно банальную историю под необычным психосоматическим соусом.
Но есть кое-что, способное заинтересовать и любителей зрелищ потоньше, чем даже умелый псевдоинтеллектуальный хоррор и умеренный true detective: «Фрейд» предлагает достаточно интересный контекст, в котором весь тот мрак, в который погружаются Зигмунд и компания, выглядит вполне уместным. Достаточно интересно выбран исторический период: 1880-е для Австро-Венгрии были непростым временем, когда молодая страна, просуществовавшая в сумме чуть более полувека в агонии борьбы за свою самость и суверенитет территорий, еще оправлялась от последствий экономического кризиса 1873 года. Тогда спекулянты обвалили цены на акции на биржевых рынках Европы, что привело к банкротству многих предприятий, особенно заводов. Аграрный сектор, преобладавший в экономике страны, стал единственной надеждой, аристократия была заметно прорежена, страну накрыла «Долгая депрессия», как и многие другие государства Европы.
В сериале мы видим предтечи этого: ослабление валюты привело к недовольствам среди, фактически, аннексированных австрийцами венгров, которые оказались в далеко не самом выгодном союзе с обедневшей республикой. В то время правивший страной император Франц Иосиф I славился явной неприязнью к славянам, в том числе к восточным. Впоследствии это выльется в пассивное противостояние венгерской оппозиции в отношении австрийского правительства. Нестабильная экономическая обстановка, многочисленные военные конфликты, захлестнувшие страну в 19 веке, некоторые из которых закончились сокрушительными поражениями, превратили Австрию в рассадник психических расстройств.
В сериале все это не проговаривается напрямую, но для австрийцев это часть истории, так что им и не нужно уточнения. Для русского и другого зрителя это может быть просто предлогом для создания мрачной стилистики, но, зная даже на вот таком, объясненном на двух пальцах, уровне, что предшествовало сложившейся обстановке, смотреть «Фрейда» становится гораздо интереснее. Просматриваются очевидные параллели с немецким экспрессионизмом, знаменитым направлением в искусстве, которое тоже немало вобрало в себя от фрейдизма и психосоматики. Как и Германия в 20-х годах, Австрия в сериале будто находится на пороге каких-то страшных событий, и в такой обстановке появление своего «доктора Калигари» совершенно неудивительно (это не спойлер, но очевидные отсылки в сериале есть).
«Фрейд» – сериал, безусловно, любопытный, хотя и несколько хаотичный и неоднородный. Удачные стилистические особенности сочетаются с довольно невнятным сюжетом: уходя в дебри мистики, авторы еле-еле доводят историю к не слишком внятному финалу. Но посмотреть его стоит хотя бы ради красивой визуальной метафоры мира, который сходит с ума, находясь на пороге великих потрясений XX века.