В последних числах марта в Мариинском театре представили балет Мариуса Петипа «Дочь фараона». Премьера являет собой попытку тотальной реконструкции старинного многоактного балетного спектакля императорской сцены. Восстанавливать по архивным, музейным и библиотечным документам пришлось все компоненты балета – музыку, хореографию, пантомиму, стиль и манеру танца, декорации, театральную машинерию и костюмы. Начинали поднимать махину «Дочери фараона» хореограф Алексей Ратманский и художник Роберт Пердзиола. Но выпускал балет в силу разных обстоятельств другой знаток хореографии Петипа – Тони Канделоро вместе со своим ассистентом Хуаном Бокампом. Специально для DEL’ARTE Magazine Екатерина Беляева рассказывает о существующих технологиях реконструкции старинных балетов и оценивает масштаб работы, проделанной постановщиками в Петербурге.
Утраченная в постреволюционный период «Дочь фараона» начала волновать умы постановщиков сразу, как только Сергей Вихарев, знаменитый танцовщик и реставратор балетов из Мариинского театра, воссоздал в 1999 году в первозданном виде «Спящую красавицу» Чайковского-Петипа. Он использовал хранящиеся в Гарвардской библиотеке записи режиссёра Николая Сергеева, закодированные с помощью авторской системы фиксации хореографии Владимира Степанова, которые ему удалось расшифровать и грамотно перевести на язык танца. Но если «Спящая» прошла через огонь и воды XX века, и костяк её хореографии жив, то от «Дочери фараона» не сохранилось ничего, кроме пары вариаций, тетради Сергеева и воспоминаний участников последних спектаклей. В 2000 году Большой театр, жаждущий заполучить себе балет-реконструкцию, пригласил француза Пьера Лакотта (1932-2023), известного хореографа, которому удалось успешно восстановить «Сильфиду» Филиппо Тальони в Париже, поставить в Москве «Дочь фараона». Это был интересный опыт обращения к наследию Петипа, но совсем не реконструкция, а скорее фантазия на тему императорского балета конца XIX века. Слабым местом московской версии стала музыка Цезаря Пуни. За 23 года бытования балета на сцене дважды заказывалась новая оркестровка, что не очень помогло делу.
Сцена из спектакля © Фото: Михаил Вильчук
Зашифрованная партитура
О существовании единственного экземпляра партитуры Пуни в Большом театре знали, но она хранилась в нотной библиотеке Мариинского театра, который берег её для своих нужд. И вот несколько лет назад в Мариинке начали готовиться к собственной премьере первого масштабного балета Петипа с максимальной оглядкой на оригинал. Речь шла о реконструкции всех составляющих балета. Начать пришлось с музыки, так как партитура балета оказалась чуть ли не автографом Пуни 1862 года, а это означало, что оркестровые голоса зашифрованы удобным композитору способом, и прочитать стенограмму может только специалист. Пуни славился тем, что умел сочинить целый балет очень быстро. Он ходил на репетиции к Петипа и моментально приносил скрипичный репетитор, который проигрывался и получал или не получал одобрение хореографа, иногда музыка переписывалась. Когда балет был готов, Пуни расписывал голоса для оркестра и разучивал материал с музыкантами. Новые балеты часто жили недолго, поэтому достаточно было того, что музыку запоминали оркестранты, а сами ноты исторической ценности не имели по определению. В 1862 году никто не мог предположить, что «Дочь фараона» станет такой успешной, что её будут исполнять без перерыва в Петербурге и Москве ещё и в советское время, что балет будет не раз «переодет» лучшими дизайнерами императорской сцены. В итоге раритетную рукопись Пуни передали в 2021 году композитору Андрею Круглику, который осуществил реконструкцию и отредактировал исторический музыкальный текст для премьеры в Мариинском театре, иначе говоря, перевёл рукопись на современный нотный язык. Эта музыка не блещет гениальностью, но в ней чувствуется авантюрный дух Пуни, который в момент конфликта с Петипа сжёг партитуру, а потом написал музыку заново уже на готовые танцы и пантомиму.
Екатерина Кондаурова в роли Аспиччии © Фото: Наташа Разина
Мария Хорева в роли Аспиччии © Фото: Наташа Разина
Мания в городе сфинксов
Советские историки балета любили упрекать Петипа за выбор безыдейных сюжетов, смеялись, когда находили в его дневниковых записях картинки, вырезанные из популярных иллюстрированных журналов того времени. Сейчас на подготовительную работу великого хореографа принято смотреть иначе, и в этом есть справедливость. Египетская тема возникла у Петипа неслучайно. Во-первых, он заинтересовался сюжетом новенькой книжки Теофиля Готье «Роман о мумии», написанной по впечатлениям его путешествия в Египет. Петипа хотел идти в ногу со временем и сочинить балет на египетскую тему по мотивам произведения Готье, засветившегося в 1841-м в качестве сценариста великой «Жизели». Во-вторых, Египет был на повестке дня и без Готье – в 1859 году по инициативе французского дипломата и инженера Лесеппа началось строительство Суэцкого канала. И если «Аида» Верди была приурочена к торжественному открытию нового «канала фараонов», то «Дочь фараона» его предвосхищала. Есть и третий немаловажный фактор, повлиявший на выбор Петипа, – это петербургская египтомания. В середине XIX века египтология в Европе и России набирала обороты, совершались археологические открытия, повсеместно устраивались выставки находок. Город на Неве стремительно наполнялся сфинксами. Как раз в 1862 году египетский отдел Академии наук был передан в Эрмитаж. Любопытно, что одновременно с премьерой «Дочери фараона» в этом году в Мариинке в Эрмитаже проходила выставка «Египтомания», которая открылась ещё в прошлом году и была приурочена к двухсотлетию дешифровки египетских иероглифов Ж.-Ф. Шампольоном. Кроме увлекательных тематических материалов, рассказывающих об этапах изучения иероглифики, на выставке присутствовали многочисленные артефакты, свидетельствующие о серьёзном интересе к египетской культуре в России, в том числе сюда попали эскизы декораций и костюмов к разным редакциям «Дочери фараона», «Аиде», балету «Кесарь в Египте», драме «Антоний и Клеопатра» и др.
Сцена из спектакля © Фото: Наташа Разина
Опиум для балета
Думал ли молодой Петипа, которому впервые выпала возможность поставить балет без оглядки на предшественников, о том, что театральные художники создадут талантливые декорации и костюмы, пользуясь новейшими знаниями о Древнем Египте, чьи постройки уже были тщательно перерисованы в альбомы и изданы (десятки таких альбомов демонстрировались на выставке в Эрмитаже)? Можно предположить, что думал. С одной стороны, в 1860-е годы появилось так называемое движение «археологического натурализма», когда декорации обладали чертами конкретной реальности. С другой стороны, продолжалась традиция «бригадного» оформления спектаклей, которая предполагала, что каждый художник имеет свою специализацию – один делал архитектурную декорацию, другой – интерьерную, третий – пейзажно-ландшафтную. Художниками премьерного спектакля стали Андреас Леонгард Роллер и Генрих Вагнер. Балерина и выдающийся педагог Мариинского театра Екатерина Вазем, танцевавшая в «Дочери фараона» заглавную роль в поздних редакциях, упоминает в своих мемуарах Роллера как специалиста по архитектурным декорациям, а «старичка-немца» Вагнера – по пейзажным.
Сцена из спектакля © Фото: Михаил Вильчук
К дошедшим до нашего времени эскизам декораций к «Дочери фараона» 1862 года принадлежит воистину уникальный задник к сцене «Нил», выполненный Роллером, написанный в сказочно-фантастическом стиле. Фантазийный сводчатый грот с нависающими сталактитами отрисовали вручную по этому эскизу сегодняшние мастера Мариинского театра в знаменитом Зале Головина, который находится под куполом старой Мариинки. Там же были нарисованы пейзажные декорации для картины «В лесу». Для оформления других картин балета использовались эскизы Ореста Аллегри и Петра Ламбина, выполненные художниками для более поздних редакций «Дочери фараона». Эти декорации намеренно не отрисовывали старинным способом вручную (комбинировали печать и рисунок), чтобы путешествие по картинам балета стало отчасти путешествием во времени, что созвучно сюжету «Дочери фараона» (англичанин впадает в опьянение внутри египетской пирамиды и во сне превращается в благородного египтянина, который успешно влюбляется в царскую дочку и ради неё идёт во все тяжкие).
Феминистские настроения
Для имитации водопада технологи использовали панель с наклеенной на неё слюдой. Для первой картины «Пустыня у пирамиды Гизы», где герои попадают в бурю, авторы предусмотрели эффекты, характерные для барочного спектакля XVIII века, — невидимые механизмы начали раскачивать пальму, клонить её к земле, а вдоль задника проехала декорация с живописным изображением смерча. Подобные реконструкции редко осуществляются в спектаклях на сцене, но постановщики включили этот эпизод, чтобы показать, из каких компонентов Петипа строил свой первый авторский балет во второй половине XIX века. В этой сцене мы находим единственный танец баядерок, развлекающих путников: скромный танц-пролог перед грандиозной сценой первого действия с выходом Аспиччии-охотницы со свитой. В связи с этой сценой охотниц и предшествующего ей великолепного дуэта дочери фараона с невольницей Рамзеей хочется вспомнить фундаментальный труд Саида «Ориентализм» с его критикой колониальной политики Франции и Британии. Рисуя женщин Востока в своих балетах, Петипа воображает их смелыми и свободными, если не сказать феминистичными. Так, для первого выхода героини он сочиняет большую танцевальную сцену, и поскольку герой еще не появился по сюжету, и нет безымянных солистов, которые выйдут в па д’аксьон (действенный танец), Аспиччия танцует здесь интереснейший дуэт с Рамзеей, не уступающей дочери фараона в стати и грации. Петипа явно увлекается, воображая Аспиччию недоступной богиней-девой Артемидой со свитой.
Сцена из спектакля © Фото: Наташа Разина
Петипа и советские парады
В «Дочери фараона» Петипа впервые применяет свой авторский принцип, который балетовед Вера Красовская метко называет «принципом оркестровки танцевального ансамбля». Она пишет, что «Петипа распоряжался танцующими массами солистов и кордебалета совершенно так, как распоряжается композитор солирующими голосами и различными группами инструментов в оркестре. Он разбивает сцену на несколько планов, каждый из этих планов заполняя группами танцующих. Танцевальная фраза повторялась одной группой, то контрастируя с танцевальным рисунком других групп, то вторгаясь и разбивая его, то «сливаясь в едином унисонном звучании». В конце каждой такой танцевальной сцены, которая могла длиться достаточно долго, хореограф предусматривал стоп кадр – в него попадали все участники действа, включая стоящих на месте артистов миманса, нужных для композиции, поддержки танцующих артистов или декоративных предметов. Не из этих ли архитектурных конструкций постановщики первых советских парадов, которые так любил снимать Родченко, позаимствовали идеи построения пирамид и других вычурных фигур из тел бегунов и гимнастов? Танцевальные излишества, придуманные Петипа для праздника во дворце Фараона, граничат местами с китчем и вместе с тем поражают изобретательностью. Профильные позы всех артистов, изображающих древних египтян, их поднятые над головой руки в форме лодочки попали в балет прямиком из книг по истории египетской живописи, а лежачих женщин-сфинксов, которых в итоге тоже поднимают на руки, Петипа добавил от себя, отдавая дань красоте города на Неве, ставшего ему родным. Тони Канделоро не стал наводить ревизию в записях Сергеева, который фиксировал движения в спешке, делал пропуски и допускал повторения. Вполне возможно, что в его записях одна редакция спектакля наложилась на другую, что добавило современному постановщику работы. В спектакле, который выпустили в Мариинском театре, такие странные повторы, похожие на разные дубли одной и той же сцены, имеются, но они, в целом, скорее украшают балет, ещё не такой совершенный, как поздние творения Петипа.
Сцена из спектакля © Фото: Александр Нефф
Сцена из спектакля © Фото: Наташа Разина
Шум костюмов
И последний аспект осмысления этой реконструкции касается костюмов. Исторически все костюмы для балета – пачки, накладки на пачки, тюники, колеты, сарафаны, рубашки, юбки, трико – изготовлялись вручную в пошивочных мастерских (сегодня – в пошивочных цехах). Эскизы костюмов для новой постановки «Дочери фараона» нарисовал Роберт Пердзиола. Они были настолько совершенными, настолько изысканными, что период изготовления по ним костюмов оказался длиннее репетиционного процесса. Известную сложность представлял пошив костюмов для солистов, к которым кроме главных действующих лиц относились также реки, танцующие при дворе Нила, альмеи, участники па д’аксьон и др. Эти костюмы (пачки с аппликациями, например) шились по традиционной технологии. А при изготовлении костюмов для разных групп кордебалета использовалась высококачественная сублимационная печать «по синтетике». Такие костюмы удобны в использовании, рисунок на ткани выдерживает многочисленные стирки. Единственный минус нарядов – их громкость, при носке синтетика начинает «шуметь». Пердзиола предусмотрел и третий вариант эффектных костюмов с рисунками, в точности скопированными с наложенных на декорации рукописных кариатид. Когда артисты появляются в этих костюмах в зале с соответствующими декорациями, фреска внезапно оживает.
Спектакль получился длинным – три акта с двумя антрактами длятся больше трёх с половиной часов, но публика не уходит и долго аплодирует артистам и постановщикам. Видимо, не зря устроители выставки в Эрмитаже отметили, что из всех многочисленных увлечений экзотическими культурами Востока, только пристальный интерес к Египту удостоился обозначения «мания».
