Специально для DEL’ARTE Magazine историк моды Марина Скульская рассказывает о возвращении фасонов времен Марии Антуанетты: цвета «блошиного брюшка» и «тихих вздохов», банты и розы, фижмы и шнурования в коллекциях весенне-летнего сезона выглядят «куриозно», как говорили тогда в России, и невероятно женственно.
Ж. О. Фрагонар. «Счастливые возможности качелей», 1767, Собрание Уоллеса, Лондон; Off-White, весна-лето 2020
«Так, значит, вы у себя в деревне, скучной, как чувство, и унылой, как верность!» — эта фраза из письма маркизы де Мертей виконту де Вальмону может использоваться как ключ к пониманию весьма фривольной эпохи рококо. Роман «Опасные связи» Шодерло де Лакло вышел в 1782 году, но и сегодня читается на одном дыхании. Возможно, дизайнеры мира вдохновились именно этим бессмертным произведением, возможно — музейными собраниями, славной историей барона Мюнхгаузена, родившегося 11 мая 1720 года, или же киношедеврами вроде «Марии Антуанетты» Софии Копполы, «Герцогини» Сола Дибба или «Формулы любви» Марка Захарова.
Ф. Буше. Портрет маркизы де Помпадур, 1756, Старая Пинакотека, Мюнхен; Molly Goddard, весна-лето 2020, мюли Moschino, весна-лето 2020
Во второй половине XVIII века флирт был возведен в ранг высокого искусства. Облик дамы должен был говорить о насыщенной событиями личной жизни. Актуальны были синяки под глазами (свидетельство бессонных ночей), мушки в форме блохи — Амура эпохи, высокие каблуки, на которых довольно сложно было удержать равновесие. А еще в костюме должен был быть небольшой беспорядок. Скажем, некоторая небрежность в расположении бантиков на лифе свидетельствовала о том, что красавице буквально не дают прохода.
Vivienne Westwood, весна-лето 2020; Dries Van Noten, весна-лето 2020
Фонвизин писал из Парижа в 1778 году: «Игра и le beau sexe (фр. „прекрасный пол“ — М.С) занимают каждую минуту. Кто не подвергается всякую минуту опасности потерять свое имение и здоровье, тот называется здесь философ. Из русских здесь, смело скажу, только два философа». Не случайно именно в это время в моду вошли депиляция ног и области бикини, а также качели, считавшиеся развлечением для взрослых. Знаменитая картина Фрагонара, где над кавалером, залегшим в кустах роз, пролетает, теряя туфельку, прелестница, не случайно называется «Счастливые возможности качелей» (1767) — нижнее белье, то есть панталоны, дамам будет разрешено носить только в следующем XIX столетии.
Корсет, китовый ус, металл, шелк, 1770-е, Италия, Метрополитен-музей; Schiaparelli, весна-лето 2020
Корсеты (по-русски «шнурования» и «косточки») создавали соблазнительно женственный силуэт и высоко приподнимали грудь. Пышные юбки подчеркивали хрупкость талии и достигали в парадных вариантах двухметрового размаха. Конструкция из китового уса, создававшая необходимый для платья объем, во Франции называлась панье (panniers) из-за сходства с плетеной корзиной (в русском издании «Опасных связей» перевод буквальный: мадам де Турвель задевает всех в церкви своей «четырехаршинной корзиной» — имеется в виду модный фасон диаметром 284 сантиметра), а в России с петровских времен прижилось немецкое слово «фижмы», от «fishbein» — рыбья кость.
Фижмы, тростник, металл, шелк, 1760-1770, Франция, Метрополитен-музей; Thom Browne, весна-лето 2020
Киты тогда считались рыбами: у Ершова в «Коньке-горбунке» так описан «чудо-юдо рыба-кит»:
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты,
На хвосте сыр-бор шумит,
На спине село стоит;
Мужички на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве, меж усов,
Ищут девушки грибов.
В сказке кит проклят за триста проглоченных кораблей. Кашалоты действительно на это способны. Охотились на них ради жира (ворвани) и спермацета, который использовался при изготовлении мазей, помад и в свечном производстве; а с конца XVI века актуальна стала добыча костюмных «ребер» и драгоценной амбры — афродизиака и прекрасного закрепителя ароматов.
Придворное платье, шелк, металлическая нить, 1750, Англия, Метрополитен-музей; Yohji Yamamoto, весна-лето 2020
Запахи эпохи рококо были сильные. Содержимое ночных горшков выливалось прямо на улицы (в русских городах это было запрещено), мылись весьма редко: Мария Антуанетта и Екатерина II тщетно пытались убедить придворных принимать ароматические ванны хотя бы два раза в неделю. Оставалось только эстетизировать быт модными цветами «парижской грязи», «сточной канавы», «гусиного помета», «какашек дофина» и «рвоты императрицы». Заглушали мощную вонь равными по силе воздействия духами. Как писал Фонвизин о Париже: «С крыльца сойдя, надобно тотчас нос зажать. Мудрено ли, что здесь делают столько благоуханных вод: да без них бы, я думаю, все задохлись».
Флакон для духов, 1750-1780, Стаффордшир; ваза для ароматический эссенций с изображением «Трех муз» Ф. Буше, 1761, Фарфоровая мануфактура Челси, Метрополитен-музей
Несмотря на ситуацию с личной гигиеной, на пике моды в 1770-1780-е были сложнейшие прически, смазанные помадой и посыпанные пудрой, высотой в несколько десятков сантиметров. Их украшали экзотические фрукты и овощи с огорода, цветы и перья, пасторальные сцены и сцены дуэлей, здесь разбивались английские парки и деревни в китайском вкусе. В названиях не всегда отражался стиль, но обязательно — актуальная тема или популярная личность. Встречались модели с названиями «а-ля Калиостро», «Новая Элоиза» и даже «Гамлет». Безумным успехом пользовался «сентиментальный пуф» — прическа, которую дамы украшали самыми ценными предметами: портретами близких, чучелами домашних животных и другими безделицами.
Модные прически, Coiffures, Poufs, Hats and Bonnets/ Eleven Coiffures and Headdresses, anonymous, 1778, Рейксмузеум, Амстердам; Thom Browne, весна-лето 2020
«Время чепчиков Гренада, Тисбе, султанша, корсиканка прошло, так же как и шляп Бостон, Филадельфия, жмурки; успех прически улиткой клонится к закату» — Мерсье в «Картинах Парижа» (1781) в шутку сетовал на то, что для описания фасонов месяца потребуются годы, и его книга на момент выхода в свет безнадежно устареет. К счастью, мы живем в прекрасную эпоху истинной демократии в моде и можем из сотни трендов выбирать те, что нам действительно по душе и, конечно же, по фигуре.
