В прокат выходит «Ундина» Кристиана Петцольда — романтическая драма, переосмысливающая мифологический сюжет о русалке. Специально для DEL’ARTE Magazine Роман Черкасов рассказывает о новой работе одного из главных немецких режиссеров.
На летней веранде берлинского кафе между девушкой по имени Ундина (Паула Бер) и парнем по имени Йоханнес (Якоб Маченц) происходит тяжелый разговор. Она узнала, что он ей не верен, он вяло пытается отрицать, но чего тут отпираться, когда у него вон на лице всё написано. После серии обычных для таких сцен реплик и напряженных пауз Ундина вдруг говорит: «Ты обещал, что будешь любить меня вечно, помнишь? Теперь, если ты уйдешь, мне придется тебя убить», — и видно, что она не шутит. Йоханнесу как будто тоже известно, что это не пустая угроза — он покорно садится обратно за столик, беспомощно смотрит, пробует сердиться: «Прекрати это дерьмо», но, видимо, прекрасно знает, что не в ее власти прекратить, потому что Ундина — и вправду ундина. Поколебавшись, он всё же уходит (запреты в сказках существуют, чтобы их нарушали), девушка, застыв в немой скорби, смотрит на большой аквариум, для красоты водруженный администрацией кафе на хлипкий шкафчик с посудой, а оттуда, из аквариума, чей-то голос уже зовет её по имени или по видовой принадлежности: «Ундина!». Из оцепенения её выводит внезапное появление нового персонажа (Франц Роговский) — тот представляется промышленным водолазом Кристофом, неловко задевает шкафчик, разбивает аквариум, и поток воды окатывает обоих. Лежа с Кристофом на мокром полу среди осколков, Ундина выглядит вернувшейся к жизни: призывный голос умолкает, она вновь влюблена. Такова завязка этой романтической драмы с фольклорно-мифологическим бэкграундом.
«Ундина» — первая часть задуманной режиссером Кристианом Петцольдом трилогии о духах стихий («Ундина», как понятно из названия, о духе воды; следующие две картины планируется сделать о духах земли и воздуха), в которой автор ставит перед собой амбициозную творческую задачу: исследовать современную немецкую действительность через призму образов низовой мифологии. Петцольд говорит, что его картина вдохновлена знаменитым рассказом австрийской писательницы Ингеборг Бахман «Ундина уходит» (1961), но фигура ундины в его фильме, конечно, влечет за собой куда более длинный шлейф культурных реминисценций — начиная от архаических мифов, через европейский романтизм и вплоть до диснеевских адаптаций андерсеновской «Русалочки». В одном из фольклорных вариантов сюжета об ундине, канонизированном в важной для немецкого романтизма сказочной повести Фридриха де Ла Мотт Фуке (и в ее вольном стихотворном переложении на русский язык Василием Жуковским), ундина может обрести бессмертную душу, только «слившись в таинстве любви» с человеком. С этой целью она приходит в человеческий мир, влюбляется в рыцаря, но тот бросает ее ради другой, и в финале несчастная ундина убивает неверного возлюбленного и возвращается в свою родную стихию.
История, рассказанная в фильме, начинается как раз с момента, играющего в традиционном сказочном сюжете роль кульминации: бойфренд покидает Ундину, и теперь, по законам сказочного жанра, она должна его убить и уйти обратно в свой водный мир. Но тут в ход событий с глупой застенчивой улыбкой вваливается новый, непредусмотренный персонаж Кристоф и неуклюжим движением разбивает чары. Появляется шанс развития истории по иному, не предопределенному сказкой пути.
Однако Петцольд — не Фуке и не Жуковский, а левый интеллектуал и ведущий представитель «берлинской школы» в кино. Создавая свою ревизионистскую версию сказочной истории, он пытается так соединить фольклорную фантастику и реальность, чтобы сквозь современную повседневность просматривались древние архетипы, а миф, напротив, высвечивал бы что-то важное в актуальной немецкой социально-политической действительности. Первое ему удается; второе — не очень. Красиво, хоть и немного манерно, сделанные подводные сцены, мифический «хозяин воды» в виде огромного сома, тревожное ощущение фатума, как будто без видимых причин не отпускающее зрителя даже в самых безмятежных эпизодах, рассказ об истории возникновения Берлина, построенного посреди прудов и болот, — всё это создает нужное впечатление о скрытых под асфальтово-бетонным покровом современности древних силах, затаившихся, но вечно живых. В этом режиссеру очень помогает Паула Бер (получившая за эту роль награду на последнем Берлинском кинофестивале) — актриса с большими «водянистыми» глазами и античной статью, в иные моменты похожая и впрямь на рыбу, в иные — на молодую Жанну Моро. При этом и сама история Ундины, и рассказ о ней довольно просты. Режиссер не нагоняет тумана двусмысленностей и дружелюбно объясняет зрителю всё непонятное: реже — словами, чаще — деталями или включая в нужных местах музыку Баха. Фантастическое в фильме дано лаконично, но вполне однозначно, а ближе к финалу «Ундина» и вовсе приобретает черты городской былички.
Петцольд искусно выстраивает образный ряд, сопряженный с водной стихией: мосты, водоемы, плеск и журчание в кадре, а все ключевые сюжетные повороты, начиная с разбитого аквариума, напрямую связаны с водой. Вода в картине приобретает значение вневременного символа, маркирующего рождение, любовь и смерть, — здесь режиссер вступает на территорию мифологических архетипов Юнга и «психоанализа стихий» Гастона Башляра и, в отличие от многих, достойно и непошло на этой территории держится.
Если всерьез что-то ставить в упрек этой умной и тонкой картине, то разве что настойчивую и малоуспешную попытку Петцольда непременно придать происходящему социально-политическое измерение, выйти через миф к политике. С этой целью он щедро вставляет в фильм лекции о том, как сложная политическая история Берлина влияла на его застройку (Ундина работает в музее и рассказывает посетителям о становлении архитектурного облика немецкой столицы, демонстрируя подробные макеты). Сами по себе очень интересные, эти экскурсы существуют параллельно истории Ундины и, вопреки стараниям режиссера, никак не хотят органично, без помощи отвлеченных умствований, соединяться с ней в единое целое. Становится понятно лишь, что миф и политика, прошлое и современность, частная история любви и общая история Германии должны, по замыслу автора, как-то сойтись вместе в образе Берлина.
Но, возможно, в том-то и дело, что для картины о мифологическом и политическом бессознательном Берлина, в «Ундине» слишком мало самого Берлина. Действие происходит то в помещениях, то в водоемах, то на железнодорожных перронах, а вместо города зрителю демонстрируют макеты музейной экспозиции. Быть может, в этом тоже есть авторский замысел — мол, такова неолиберальная современность, пластмассовый мир победил, и макет, как мы знаем, оказался сильней, — но, положа руку на сердце, это слабое оправдание: всё-таки снимать фильм о Берлине без Берлина было выбором режиссера и, если образа Берлина там в итоге не получилось, пластмассовый мир в этом вряд ли можно обвинить.
Подписывайтесь на наш Telegram-канал
