20 марта в прокат выходит хит Каннского фестиваля – румынский фильм «Свистуны» режиссера Корнелиу Порумбою. Специально для DEL’ARTE Magazine Роман Черкасов рассказывает, как у авторов получилось совместить суровый румынский артхаус с жанровым кино.
Под романтическую «The Passenger» Игги Попа немолодой мужчина с отменно неромантическим лицом (Влад Иванов) сходит на берег острова Ла Гомера – «жемчужины», как нам тут же сообщается, Канарских островов. Мужчину зовут Кристи, он из Румынии. На острове под руководством гангстера Кико и красавицы Гилды ему предстоит освоить «сильбо гомеро» – тайный язык свиста народа гуанчей, живших на Канарах до завоевания их испанцами. От гуанчей способ изъясняться свистом частично переняли испанские колонисты, и теперь на «сильбо» пересвистывается, чтобы полицейские не поняли, местная мафия.
Серия флэшбэков делает картину полнее: Кристи – продажный полицейский из Бухареста, крышует то ли испанскую, то ли венесуэльскую преступную группировку, отмывающую деньги на румынской матрасной фабрике. Полиция вышла на след банды, и мафия решила, что для пользы дела совершенно необходимо, чтобы Кристи поскорее выучился правильно свистеть. Так он оказался здесь, на Ла Гомера. Ну и еще потому, что он молчаливо, глупо влюбился в Гилду. Такова, если коротко, завязка, а впереди еще много всего – разоблачения, подставы, погони, перестрелки и тайник с деньгами.
Понятие «новое румынское кино» прочно и небезосновательно ассоциировано с суровым, по-пуритански аскетичным артхаусом, а режиссер Корнелиу Порумбою – один из ведущих представителей этой кинотрадиции и именно в этом качестве уже пятнадцать лет нежно любим Каннами (из пяти его полнометражных игровых фильмов три имеют награды фестиваля). Однако в «Свистунах» он совершает неожиданный поворот: от натурализма румынской «новой волны» с её социально-экзистенциальной проблематикой, долгими планами и почти документальной камерой – к авантюрно-комедийному сюжету и игре жанрами.
«Свистуны» – ироничная стилизация под голливудское жанровое кино, сделанная с очаровательно невозмутимым лицом. Здесь немножко шпионского кино, чуточку вестерна, в одном месте внезапно всплывает «Психо» Хичкока, но, прежде всего, это нуар. Одинокий циничный герой, запутанная интрига. Обворожительная femme fatale, которую тут прямо так и зовут – Гилда, как героиню Риты Хэйворт из одноименного фильма 1946 года. Когда мы видим ее впервые, она задумчиво курит с видом настолько красноречивым, что в памяти сразу всплывает длинный ряд самых роковых женщин классического нуара.
Вместо традиционного для румынской «новой волны» линейного повествования Порумбою перемешивает хронологию событий да вдобавок еще разбивает фильм на главки, названные по именам персонажей («Гилда», «Кики», «Мама» и т.д.) – в итоге и без того запутанная история складывается, как паззл, по кусочкам, и как будто каждую минуту грозит рассыпаться вновь. Ирония иронией, но в «Свистунах» есть это важное для нуара ощущение шаткости, ненадежности мира – происходящее здесь, как и в некоторых классических нуарах, создает ощущение странного сновидения. А кульминация и вовсе происходит на территории вестерна, точнее на киноплощадке, где выстроен киношный «городок Дикого Запада». Конечно, в «Свистунах» вся эта наивно-постмодернистская игра с жанровыми моделями выглядит провинциально, но румынское кино уже давно умеет обращать собственную провинциальность себе на пользу, превращая ее в часть творческого метода.
К тому же Голливуд здесь не единственный источник вдохновения. В одной из сцен Кристи смотрит по телевизору румынский киносериал о похождениях комиссара Миклована – образец остросюжетного приключенческого кино, созданного отчасти по американским моделям, отчасти самостоятельно изобретенного в странах соцлагеря, которое полвека назад дразнило воображение героикой социалистических пинкертонов, демонизмом зарубежных шпионов и этнографическим обаянием восточно-германских чингачгуков. Видимо, именно этой кинематографической традицией навеяны, например, экзотические мафиозо (забавные и совсем не страшные, словно вышедшие из представлений советского детства), противный денди-«расхититель социалистической собственности» и упоительная нелепость всего происходящего.
При этом нельзя сказать, что в «Свистунах» ничего нет от прежних фильмов Порумбою. Напротив, есть и очень многое. Например, здесь тот же серый Бухарест, те же казенные коридоры полицейского управления и та же холодноватая отстраненность. И главное, из своих прежних фильмов режиссер берет героя, причем чуть ли не буквально: в картине «Полицейский, имя прилагательное» главного героя-полицейского звали Кристи, а Влад Иванов играл там его начальника-антагониста – то есть в «Свистунах» Порумбою в каком-то смысле объединил обе фигуры в один собирательный образ.
Фактурный Влад Иванов уже одной своей внешностью настолько достоверно попадает в типаж постсоветского 50-летнего мужчины, что это производит эффект немного пугающего узнавания. Невольно начинаешь подозревать, нет ли здесь издёвки (может, и есть). К тому же он играет не «характер», а именно типаж: его герой, в общем, лишен индивидуальных черт, точнее, они нам не известны. Мы знаем лишь, что он одинок и, видимо, давно разочаровался в своей работе, а нетрудовые доходы тупо складывает в сарайчике – может, копит на что-то, а может, они ему не особо-то и нужны.
Помещая такого человека без свойств в сюжетную конструкцию «обычный герой в необычных обстоятельствах», Порумбою проделывает интересный художественный трюк. Кристи реагирует на «необычные обстоятельства», участвует в них, но лицо его всегда остается закрытым, скучным лицом человека, привыкшего быть просто социальным типажом – никому не интересным, кроме статистиков и социологов. Что бы он ни делал, он выглядит отчужденным или вовсе чужим: отчужденным – в унылых кабинетах полиции Бухареста, чужим – в авантюрно-приключенческом сюжете, героем которого он, не совсем не по своей воле, оказался.
И только когда он свистит, засунув палец в рот, как учили мафиозо на далеком острове, – свистит лихо, по-дворовому, на очень древнем и очень тайном языке партизан и разбойников – только в эти моменты он выглядит органично, будто находится, наконец, на своем месте и занят своим делом, знакомым и любимым с детства. Что нельзя сказать, можно просвистеть, и тогда, быть может, ночь расцветет огнями и навстречу тебе выйдет любимая женщина. Правда всегда есть опасность, что кто-то потрясет за плечо: «Эй, вставай, начальник тебя ждет с рапортом. Кстати, ты свистел во сне».
