В прокат выходит фильм австралийского режиссера Роберта Коннолли «Город тайн» (16+) – экранизация романа Джейн Харпер «Засуха» с Эриком Баной в главной роли. Специально для DEL’ARTE Magazine Роман Черкасов рассказывает об этой картине, где детективная интрига сочетается с библейской символикой и образным строем «южной готики» и где герой-сыщик оказывается одним из главных подозреваемых.
Жарким австралийским днем 1991 года подростки Аарон, Люк, Гретхен и Элли плескались в лесной речке в окрестностях фермерской общины Киварра, штат Виктория, а назавтра в воде было обнаружено мертвое тело Элли. Подозрение в убийстве пало на Аарона, и ему пришлось солгать, чтобы обеспечить себе алиби. Его ложь удовлетворила правосудие, но не родственников погибшей – в окна дома полетели камни, Аарону с отцом пришлось уехать. Спустя то ли двадцать, то ли тридцать лет (с этой деталью авторы фильма так и не определились), повзрослевший Аарон (Эрик Бана), сделавший в Мельбурне карьеру полицейского, про которого даже пишут в газетах, возвращается в Киварру на похороны Люка – тот вроде бы ни с того ни с сего застрелил жену и ребенка, а потом застрелился сам. Местные посматривают на Аарона косо: может, он теперь и стал у себя в большом городе важной шишкой, но здесь, в Киварре, он по-прежнему под подозрением, да и дружок его закадычный, Люк, по всему выходит, оказался такой же убийца. Поначалу собиравшийся уехать сразу после похорон, герой решает остаться, чтобы расследовать дело Люка. Отчасти потому, что его об этом попросили родители друга, не желающие верить, что их сын способен на такое. Но главным образом потому, что прошлое вцепилось в него мертвой хваткой и требует ответов на никуда не исчезнувшие за двадцать (или тридцать) лет вопросы.
Поставленный по одноименному роману Джейн Харпер «Засуха» (оригинальное название картины – «The Dry»), фильм начинается с аэросъемки выжженных солнцем фермерских полей: 324 дня без дождя, осадков не ожидается, велика угроза пожаров. Апокалипсический образ Австралии как проклятой богом земли нередок в австралийском кино, но если в «Предложении» Хиллкоута или, например, недавней «Подлинной истории банды Келли» это извечное проклятие, не подразумевающее ни вины, ни искупления, то «Город тайн» заметно понижает градус метафоры. Здесь засуха предстает наказанием за вполне конкретные проступки – за преступление всего человечества против планеты (по радио вперемешку с информацией о засухе что-то бубнят про глобальное потепление) и за два разделенных десятилетиями загадочных убийства, произошедших в Киварре. Что-то не так в этом городке, слишком много нехороших тайн, слишком тяжел груз непризнанной вины, и засуха берет его в удушающие объятия, угрожая вдобавок огненным апокалипсисом – в такую сушь вся местность может враз сгореть от небрежно брошенного окурка. Виной придавлен и сам Аарон – виной, как минимум, за то, что солгал, когда расследовали дело о гибели Элли, и за то, что малодушно сбежал из Киварры, не дождавшись даже похорон. За истекшие годы чувство вины не исчезло, оно срослось с Аароном и сформировало его как личность, превратив робкого суетливого подростка в нарочито уверенно держащегося мужчину со скупой мимикой. Это ощущение неизбывной вины, вероятно, повлияло и на выбор профессии полицейского и на то, что герой так и не обзавелся семьей.
Кадр из фильма «Город тайн»
Режиссер Роберт Коннолли и писательница Харпер создают австралийскую готику: маленький городок, застрявший в глухой ловушке пространства и времени, замкнутое сообщество его обитателей, библейские аллюзии и беспокойные скелеты в каждом семейном шкафу, – но укладывают эту образную систему на кушетку психоаналитика. Всему виной непроговоренное, вытесненное, удерживаемое в себе. Если все скелеты будут извлечены, травмы проработаны, а тайны, которые ты прячешь даже от себя самого, членораздельно проговорены, настанут счастье и покой. «Продолжай посещать сеансы психотерапии», – советует Аарон местному полицейскому (Кейр О’Доннелл), обнаружившему трупы жены и сына Люка и не вполне отошедшему от потрясения. Психотерапия – великая вещь, с ее помощью можно предотвратить апокалипсис и превратить историю о Содоме и Гоморре в сельскую идиллию.
Без нее невозможно справиться с прошлым, которое никуда не уходит, буравит тебя ненавидящим взглядом сидящего за стойкой бара старика и слышится в пересудах за спиной, будто и не было всех этих лет. Эта мысль наглядно воплощена в повествовательной организации картины, настойчиво чередующей эпизоды прошлого и настоящего: события того жаркого дня 1991-го года постепенно раскрываются перед зрителем в серии последовательных флешбэков – воспоминаний Аарона, порционно вызывающего в памяти случившееся. Не очень понятно, почему герой предпочитает вспоминать по кусочкам, но такой прием, конечно, задает дополнительную интригу, превращая героя в подозреваемого, а зрителя в детектива, медленно складывающего картину того рокового дня с целью найти ответ на, пожалуй, главный вопрос: так всё-таки замешан Аарон в гибели подруги или нет? Режиссер Коннолли, видимо, планировал создать, так сказать, «тонкое повествовательное полотно», построенное на перекличках и взаимных отражениях нынешнего и минувшего, в которых просматривалась бы их неизбывная связь, но для такой задачи ему немного не хватило, собственно, тонкости. Прошлое при помощи монтажа рифмуется с настоящим (вот река, где купались юные герои, а вот ее пересохшее русло сейчас), загадочная смерть Элли, по не совсем понятной логике, рифмуется с загадочной смертью Люка и его семьи, а сам Аарон зачем-то – со своим отцом (обоих играет Бана). Режиссер жадно озирается по сторонам в поисках, чего бы еще такого тут можно было зарифмовать (стрельбу по кроликам? – отлично! У кого еще есть идеи?)
Кадр из фильма «Город тайн»
Несмотря на такую нарочитость нарративной конструкции, «Город тайн» вполне выполняет стоящие перед ним задачи. Он работает как детектив (хотя и с оговорками: фабульная мотивация одного преступления выглядит недостаточно убедительной, а разгадка второго выполнена по принципу «бог из машины») и как атмосферное кино, где сушь и зной ощущаются почти в каждом кадре, а засуха становится не просто фоном, а полноценным участником сюжета. Здесь много интересных и колоритно сыгранных второстепенных персонажей со своими личными историями и намеренно сдержанная, по контрасту с окружающими, игра Эрика Баны. И главное – у Коннолли получился фильм о прошлом, неустранимо присутствующем в настоящем, и о смерти: человека, кролика, природы, мира. Правда авторы пытаются убедить зрителя, что «признав» и «проработав» свое прошлое, можно задобрить эриний и преобразить удушающую хватку судьбы в нежные объятия, но, видимо, сами в это не очень-то верят и потому всё-таки допускают в финале необходимость жертвенного очистительного огня. Психотерапия, конечно, как было сказано, великая вещь, но совсем без огня тоже ничего не получится.