В прокат выходит фильм «Снега больше не будет» польского режиссера Малгожаты Шумовской. Специально для DEL’ARTE Magazine Роман Черкасов рассказывает об этой картине, главный герой которой пережил Чернобыль, приобрел экстрасенсорные способности и спасает человечество при помощи массажа.
Из насыщенного символической семантикой ночного леса выходит человек с раскладной массажной кушеткой на плече. Пройдя через столь же насыщенную символической семантикой серию тоннелей, человек оказывается в Польше, направляется в казенное здание, без очереди проходит в кабинет к инфернального вида чиновнику и говорит, что хотел бы здесь поселиться. Чиновника терзает смутное беспокойство: «Я вас откуда-то знаю. Вы у меня уже были?», — но незнакомец в ответ молчит и невозмутимо смотрит. На вопрос «какие языки вы знаете?» с загадочной полуулыбкой отвечает: «Все».
Человека зовут Женя (Алек Утгофф, британский актер восточнославянского происхождения), он родился в Припяти ровно за семь лет до Чернобыльской аварии, отнявшей у него мать и взамен подарившей некие экстрасенсорные способности. Теперь Женя хочет всех спасти. Полигоном для своей деятельности он выбирает буржуазный пригород Варшавы, состоящий из почти одинаковых белых и словно бы кукольных домиков. Женя приходит в эти дома, раскладывает свою кушетку и делает обитателям массаж, иногда сопровождая его целебной мантрой, которую произносит на почти чистом русском языке.
После скучной и прямолинейной англоязычной притчи «Приди ко мне» Малгожата Шумовска вместе с оператором, сценаристом и сорежиссером Михалом Энглертом сделала картину в Польше — отнюдь не скучную и не прямолинейную. В «Снега больше не будет» поэтика притчи со свойственными ей условностью изображаемого и жесткой подчиненностью всего сюжетно-образного ряда определенной идее вступает в (неизвестно насколько запланированное) противоречие с поэтикой свободного, на грани сюрреализма, киноповествования, оперирующего образами, которые ускользают от любых стройных интерпретаций. Перед зрителем как будто собираются развернуть философскую параболу о том, как во внешне уютном, но внутренне ущербном микросоциуме появляется загадочный чужак и радикально меняет жизнь его обитателей (эта сюжетная схема была иронично реализована в «Теореме» Пазолини и уже откровенно пародийно — в «Крысятнике» Озона). Тем не менее почти с самого начала повествование съезжает с проложенного маршрута и движется где-то около, то выписывая причудливые петли, то пробуксовывая, то внаглую срезая повороты.
Кадр из фильма «Снега больше не будет»
Вроде бы картина берет курс на сатирический портрет европейского обеспеченного класса, однако очень быстро, словно не найдя, что в этом обществе еще можно высмеять, кроме бытовой ксенофобии и одинокого пьянства домохозяек, авторы заменяют сатиру мягким, беззлобным и безадресным гротеском. Вроде бы логика рассказа требует показать клиентов Жени людьми глубоко несчастными и отчаянно нуждающимися в спасении: один умирает от рака, у другой бардак в семейной жизни, — но всех остальных, у кого нет смертельных заболеваний и неверных мужей, трудно назвать несчастными, просто им нужен массаж и кто-то, кто их выслушает. Фильм избегает строгих нарративных схем, и не удивительно, что многие критики, воспринимая фильм Шумовской как притчу и, соответственно, пытаясь увидеть в нем стройный Смысл, вынуждены придумывать то, чего в фильме нет. Например, утверждать, что встреча с Женей резко меняет и преображает жизнь всех его пациентов, что, в общем, не так: у кого-то к финалу жизнь как будто немного меняется, у кого-то нет, а у кого-то меняется кардинально, но без Жениного участия.
Иногда кажется, что Шумовска и Энглерт просто не очень справляются с художественной логикой своего повествования. И действительно, в фильме есть заявленные и заброшенные драматургические ходы, провисающие сюжетные линии. Многие отнюдь не эпизодические персонажи небрежно прописаны и небрежно вписаны в картину. Красавица Вика нужна лишь затем, чтобы напоминать герою мать (обоих играет одна актриса — Вероника Розати), отставной военный (Анджей Хыра) — чтобы в начале забавно поскандалить с вьетнамской велосипедисткой и потом пару раз зловеще продефилировать по улице.
Кадр из фильма «Снега больше не будет»
С другой стороны, этот отход от заявленных нарративных схем, включая даже и драматургические пустоты, и режиссерские недоделки, как будто идет картине на пользу. Вместо нравоучительного высказывания о неподлинной жизни европейских обывателей у Шумовской получается весьма интересное, раскованное и чуточку абсурдистское кино. Вместо еще одного фильма, «который заставляет задуматься», — картина, где сами образы важнее тех (чаще всего, увы, шаблонных) истин, которые они силятся сообщить зрителю. Шумовска доверху наполняет картину метафорами, мифологическими, психоаналитическими и библейскими символами, сопрягая их с образами массовой культуры. Много и очень откровенно цитирует Тарковского. Рифмует рождественский снег с радиоактивным пеплом Чернобыля и усиливает рифму актуальной экологической повесткой, сообщая в специальном титре, что, согласно прогнозам, из-за глобального потепления последний снег в Европе выпадет уже в 2025 году, а потом — снега больше не будет, вообще (апокалипсический месседж понятен, но хотелось бы всё-таки знать, что это за прогнозы такие).
Все это громадье символических образов и аллюзий никак не хочет укладываться в прокрустово ложе притчи, и Шумовска с Энглертом не особо настаивают, предоставляя образам относительную свободу. Когда Женя идет по улице и замечает, что почему-то именно рядом с ним гаснут фонари, или когда он после очередного сеанса массажа вдруг начинает сам с собой танцевать, неожиданно демонстрируя профессиональную балетную выучку, — эти моменты ценны не столько скрытыми в них значениями, которые можно извлечь при помощи инструментов интерпретации, сколько самой своей странностью, парадоксальностью и красотой.
Образ Жени тоже выламывается из рамок однозначной интерпретации: жители поселка воспринимают его как кудесника, супергероя, ангела и даже немножко как Санта-Клауса, но неясно, на чем основана такая репутация: из сверхспособностей Жени зрителю известно только умение располагать к себе клиентов и еще иногда, наедине с собой, он двигает взглядом стаканы (учитывая отсылки к Тарковскому, этот талант превращает героя, в некотором смысле, в выросшую дочку Сталкера, что со стороны авторов, конечно, наглость несусветная). Женя ведет себя то как всезнающий мудрец, то как кроткий простофиля, и эти противоречия примиряются не логически, а чувственно — в лице точно подобранного на роль Алека Утгоффа, которое репрезентирует одновременно и властность, и покорность, и мудрость ангелов, и ничтожность малых сих. Лаконичная игра Утгоффа контрастирует с эксцентрикой остальных актеров, а его взгляд создает остраняющую дистанцию по отношению к происходящему, так что «супермен» Женя выглядит единственным нормальным человеком среди чудаков. Впрочем, быть может, так и должен выглядеть залетевший на Землю ангел.
